Виктор Никитин: Новое содержание

Вызвать у себя приятные воспоминания и получить неожиданный удар. Что-то проехало по полу, потом разбилось. Сергей Николаевич с испугу не сообразил, что происходит. Над головой Николая зажегся свет. Ромка лежал у распахнутой двери туалета лицом вниз. Шумела вода в бачке. На осколках битого стекла была видна кровь. Проснулся недовольный Борис: "Что тут такое?" Николай уже поднимал упавшего с пола: "Говорил тебе, идиот, хватит!" Безраздельно владел сном лишь механизатор - его храп тащился по проторенной колее. Ромку поставили на ноги; его взгляд блуждал, лицо было подернуто налетом нездешней настороженности. Сергей Николаевич на всякий случай спустил ноги с кровати. А Николай продолжал выговаривать: "Допрыгался, придурок?" Из коридора на шум пришла напуганная медсестра, следом явился дежурный врач. Теперь уже и Иван разлепил глаза. Включили верхний свет. Вскоре все разъяснилось. Морячок Ромка оказался наркоманом. "Ну что же, сказал дежурный врач. - Завтра будем вас выписывать - нам такие приключения здесь не нужны. Пусть вами в другом месте занимаются". Николай еще долго чертыхался, обтирая с заторможенного Ромки кровь. Наконец угомонились, а утро началось с того, что пришла уборщица - та тоже чертыхалась, убирала битое стекло в ведро, усердно стучала и терла шваброй по полу.

Утреннего обхода не было. Жена застала следы ночного безобразия - в туалете наглядно висел осколок зеркала, остатки крови бросались в глаза. "Что тут у вас - половецкие пляски были?" - спросила она Сергея Николаевича. Он вздохнул: "Как видишь... Ни сна, ни отдыха измученной душе. Мне ночь не шлет отрады и забвенья". Ромка безмятежно спал. Жену не интересовала судьба пропащего наркомана. И то, что оперировать будет не Приблуда, а его хороший ученик, ее тоже не смутило: "Я его еще не видела". - "Я тоже", - сказал Сергей Николаевич; он был другого мнения.

Очнулся Ромка - взъерошенный весь, какой-то несделанный. Про то, что случилось ночью, ничего не помнил; отнекивался, храбрился: "Да ладно там... Ничего не будет". Теперь, при ярком солнце с улицы, он вдруг сразу как-то постарел, смешался, и вообще стало непонятно, сколько ему на самом деле лет. Сергей Николаевич ждал жену - она должна была выяснить про хорошего ученика. Тот вскоре сам заявился, вместе с женой, но проследовал сразу к Ромке: "Что за представление мы тут устраиваем?" Выяснял недолго, но вышло все так, как и говорил тертый морячок: никаких мер не принял, а всего лишь предупредил: "Если еще раз подобное повторится, то я буду вынужден..." Тут дверь в палату открылась, и кто-то окликнул: "Володя, ну ждем уже полчаса, честное слово!"

"Владимир Иванович, - рассказывала жена, - очень внимательный и понимающий человек. В разговоре производит самое приятное впечатление. Вы одного с ним года, я уже все узнала. Двое детей, жена кем-то в городской администрации. Операция - завтра". Ромка, тупо улыбаясь, объяснял Борису: "Говорил я тебе, что ничего не будет. Он же отца моего хороший знакомый".

Вторая ночь в больнице для Сергея Николаевича выдалась намного спокойнее: даже механизатор Иван храпел с какой-то оглядкой, Ромка вообще мертво уткнулся в подушку; сам же он, ожидая сна, пытался представить, как это будет с ним происходить.

Началось все с внутривенного укола. "Что это?" - спросил Сергей Николаевич медсестру. "Это вас успокоит", - пояснила она. Потом зазвучала увертюра к "Князю Игорю". Сергея Николаевича везли в кресле на колесиках, при повороте к лифту колесики застряли в комковатом линолеуме. Когда спустились в операционную, пришла предвестница грядущих событий, нисходящая мелодия обряда целования перед дуэтом Игоря и Ярославны. И распахнулись белые двери, и открылся белый, холодный простор, и тишина объяла все его тело, и пришла дрожь, потому что голый лежал он на столе. И смотрели на него без интереса люди в белом, и медсестры взяли его за ноги, и туман прилипал к его глазам, а в голове был жар, когда он сказал: "Больно! Я же чувствую все". "Тогда еще укол", - говорили одни глаза другим, все остальное было шепотом, бесконечным ожиданием.

В отсутствие хорошего специалиста его хороший ученик, а еще и хороший знакомый, показывал своему хорошему ученику, как ушивать грыжу. Сергею Николаевичу вдруг показалось, что его начнут передавать по эстафете. Медсестры и врачи поднимут на руки, передадут другим, тем, кто стоит и ждет его за дверью, а те - следующим, на лестнице, спустят так с этажа на этаж, и поплывет он; вынесут на улицу, голого, беззащитного, и уже будут передавать прохожим, а те - новым зевакам, остановится движение, когда руки протянутся через дорогу - куда? зачем? - никто не знает; так надо, так сказали. Оставалось только терпеть и надеяться, что в нем перестанут ковыряться, зашьют разрез, холод скоро закончится, и придет нормальное человеческое тепло.