Евгений Опочинин - Рассказы

"Бесовскую выдумку" тут же, на поле, спалили огнем.

Беднячёк

(Разсказ)

Сидор Охапкин с трудом вывез на улицу доверху нагруженныя салазки и затворил за собой калитку. Яркое, хотя еще и не греющее, зимнее солнышко глянуло ему в лицо. Сидор снял шапку и истово перекрестился. Затем он перекинул через плечо веревку от салазок и, немного нагнувшись вперед, поплелся по направлению к "базару".

На улице, по протоптанным у самых домов тропкам, виднелось несколько баб и мужиков из подгородчины, торопившихся на рынок. Трое ребятишек копошились в сугробе, тщетно пытаясь устроить горку со скатом на занесенную панель, единственными признаками которой служили верхушки деревянных столбиков, чуть выставлявшияся из снега.

Когда Охапкин поравнялся с ребятишками, они бросили свою работу и, утирая на ходу носы, устремились за ним, крича на всю улицу:

- Беднячёк! Беднячёк! Сидорушка-богомаз!

Один карапуз как-то примостился на салазках и ехал, победоносно посматривая по сторонам. Сидор покорно принял на себя лишнюю тяжесть и только улыбался, оборачиваясь на ребят:

- Ах, вы, птахи ранния! Ишь, поднялись, - говорил он себе под нос, крепко натягивая веревку салазок. - Беднячки!

У него слово "беднячек" было любимым обращением, вследствие чего Сидор Охапкин в городе, а в особенности на "Заструйке", самой отдаленной улице, населенной беднотой", был известен под этим прозвищем. Гораздо реже звали его по профессии иконописца - "Сидорушка-богомаз". Называть же его полным именем никому и в голову не приходило, - это как-то не шло к его небольшой смиренной фигуре, и зимой, и летом неизменно облеченной в засаленную долгополую чуйку, к его как-будто вечно испуганному лицу, освещенному добрыми, печальными глазами, с тем особенным выражением приниженности, которое в народе характеризуется метким эпитетом "пониклых".

Иконописец был Охапкин очень хороший, в заказах он не нуждался, и товар его на базаре шел хорошо, но, по его собственному выражению, "из беды он не выходил", т.е. жил в крайней бедности и постоянно нуждался в деньгах даже на материал - краски, кисти и доски для икон. Виною этого была, прежде всего, его необыкновенная доброта, не позволявшая ему отказывать кому-либо в просьбе, если ея исполнение было ему по силам. Часто, возвращаясь с базара, Сидорушка по дороге раздавал большую часть своей выручки, так что едва-едва оставалось на "материал". На мастерство свое он смотрел не как на промысел, а называл его "Божьим делом" и относился к нему благоговейно, хотя без всякаго ханжества и елейности, которыя пускали в дело, в присутствии заказчиков и особенно заказчиц, некоторые из его сотоварищей по ремеслу, называя, например, одну из самых употребительных у иконописцев красок - охру - "светло-божественной иерусалимской охрицей"... Сидорушка был чужд такой елейности, но зато чужд был и всякой корысти: когда, случалось, заказчик или покупатель на базаре спрашивал у него цену той или другой иконы, он огорошивал его несуразной цифрой:

- Тысяча рублей! - и затем, насладившись изумлением покупателя, наставительно говорил: - Ах, ты, беднячек! Разве можно ценить "Божье благословение"? Дай, сколько не жалко... За все спасибо!

Разумеется, многие пользовались этим и покупали прекрасныя, "истово" написанныя иконы Сидорушки за гроши, что, конечно, ничуть не влияло на улучшение его благосостояния; иконы же он писал, строго придерживаясь подлинника, на сухих и хорошо подготовленных досках.

- На Божьем деле не выгадаешь, - неизменно повторял он всем, кому случалось указывать ему на чрезмерную тщательность работы. Единственно, на чем он зарабатывал значительно больше, были иконы или, вернее, картины "Страшного Суда", распространенныя в городе и округе среди богатого купечества. Величина изображения, множество фигур и сложность рисунка не позволяли назначать за такую картину обычную для Охапкина ничтожную плату, и в случае подобных заказов ему добровольно уплачивалось иногда по нескольку десятков рублей. Любопытно, что дьявола, изображение котораго в "геене" является принадлежностью "Страшного Суда", он называл им самим изобретенным словом "кульмас", а маленькия изображения злых духов ласкательно -"кульмасиками". Когда Сидорушку спрашивали, где он отыскал такое название, - он не без раздражения говорил:

- А по-вашему так и надо звать его, как он сам себя зовет? Небось, он слышит, тут и есть, только позови! Да христианину и не след сквернить уста свои именем врага рода человеческаго. То-то вот, беднячки! - заключал он свою речь любимым словцом.