Евгений Опочинин - При Иване Грозном

Было время беды неизбытной [1] Неизбытной — неминуемой, непереносимой. , время великого страха. Искрутился [2] Искрутился — испечалился, изгоревался народ московский страшными делами, что творились на его глазах. С той поры, как стала зима, не проходило дня, чтобы не водили людей на лобное место…

Десятками вершили [3] Вершили — казнили. бояр и их держальников послуживцев [4] Держальники — послуживцы — сторонники, близкие люди больших бояр, выхолившие с ними на службу. заплечные мастера [5] Заплечные мастера — палачи. . Много и много всякого безвинно гибло народу. То и дело кликали клич бирючи [6] Бирючи — глашатаи, сзывальщики. , сзывая людишек на площади смотреть, как казнит Грозный царь своих воров государевых и всех, кто воле его учинился [7] Учинился — сделался, стал. ослушен. То и дело протяжно звонил великий колокол, и народ, словно мутный вал в половодье, лился по улицам. И красила холмы и взлобья площадей неповинная кровь, и темными пятнами мерзла на белом снегу…

Казалось, и свет Божий стал не тот, что прежде: не по времени-поре рано ударили крепкие морозы. Днем туманной пылью застилали они воздух, а вечерами прояснивало и горели кроваво-багряные закатные зори. Ночью на небе со студеной стороны Беломорской светили сполохи [8] Сполохи — северное сияние. ,и при их свете по улицам носилась на конях безбожная опричня, ходили ватаги невиданных людей. В чудных шубах шерстью вверх, в высоких цветных колпаках, с домрами, гуслями и гудками [9] Домры, гусли, гудки — древне-русские музыкальные инструменты. , водили они с собой обученных псов. А иные ехали на подводах с женками в бесовских «харях» [10] Хари — маски. , и за ними, привязанные на цепях, в перевалку шли грузные медведи. Псы и звери, при въезде на площади, поднимали головы и нюхали воздух, напоенный кровью…

Небывалое творилось на Москве — неведомо откуда собирались эти люди. Только и слышно было, что повсюду: в Новгороде и по всем городам и волостям велено было имать [11] Имать — брать. веселых людей, скоморохов, домрачеев, гудочников, а также медведей, и отсылать на великого государя. Но раньше царя опричники тешились с веселыми людишками и зверями. Они врывались в ночное время в избы опальных [12] Опальные — люди, навлекшие на себя гнев царя , смертным боем побивали челядь, драли людей медведями… И не чая избыть [13] Избыть — избавиться. смертной беды, люди и малые дети метались от зверей из окон, падали наземь, но и тем не спасались: здесь стерегли их острые ножи и топоры опрични…

Перед самым Рождеством Христовым приутихли казни. Зато слышно стало: наехал из Новгорода с великой ватагой скоморохов веселый Суббота Осетр, тот самый, что на софийской стороне, в земщине, бил нещадно и травил медведем дьяка Данилу Бартенева. На многих подводах, каждая о двуконь [14] О двуконь — в две лошади, парой. , ехал Суббота со своими людьми, и вместе с ними, на роспусках, важно развалившись, словно родовитые бояре, сидели медведи. Так ехал Суббота Осетр, а наперед его бежали слухи о его кромешных [15] Кромешный здесь: темный, ужасный делах, и звали его в народе кромешником и сыроядцем [16] Сырояден — человек зверь, кровопийца. …

Дело было поздно ввечеру, когда прямо с дороги Суббота был отведен в великую палату, где в это время пировал с ближними людьми царь Иван Васильевич. Он сидел на высоком стольце, [17] Столец — кресло, трон. а кругом великого стола, с ковшами и чарами в руках, тешились бояре и опричня. От многосвещного золотого паникадила, свешанного на цепях с потолка, было светло как днем. Среди палаты бились двое мужиков, и царь не отрывал от них горящего взора своих орлиных очей…

Афонька Вяземский [18] Один из любимцев Иоанна. ввел к царю новгородского вожака медведей и скоморохов. Он поставил его у входа, а сам пошел и сел за столом на лавку.

Вот царь, видно натешившись, махнул рукой бойцам, и они проворно выбежали из палаты. Взор Ивана Васильевича скользнул по пирующим и перешел на Субботу. Тот рухнул на колени и земно ударил челом [19] Земно ударил челом — поклонился до земли. и раз, и другой, и третий. В последний раз он припал к земле и в ожидании царского слова не поднимал головы.