Лев Овалов - Двадцатые годы

Мальчик перелез через Федосея. Над столом тускло мерцала привернутая лампа, по столу бегали прусаки, на скамейке, поджав к животу ноги, спала Надежда.

Славушка попил из ведра воды, пошел в горницу. В сенях беспросветная темь, далекий собачий лай, все вокруг спало. Славушка открыл дверь. В столовой ярко горела лампа, на деревянном диване сидели мать и отчим, они порывисто отстранились друг от друга.

- Ты чего? - спросила Вера Васильевна.

- Проснулся.

- А я не хотела тебя будить.

- Не уезжайте завтра, - сказал Славушка отчиму. - Нам тут без вас не привыкнуть.

- А на войне ни к чему не привыкнуть, - ответил отчим. - Здесь тоже вроде как на войне... - У него грустные глаза. - И убежать от нее нельзя. Если я задержусь хоть на день, буду уже не доброволец, а дезертир.

- Понимаю, - сказал Славушка.

Ему жаль отчима. Он уходит в залу, вставляет отчима с Верой Васильевной.

- Пойдешь со мной? - утром спрашивает отчим мальчика.

- Куда?

- На Кудыкину гору, лягушек ловить...

Он еще не знает, что эти "лягушки" спасут ему жизнь. Им недалеко идти, в "волость", так все называют волисполком. Вот оно - одноэтажное кирпичное здание на бугре. Слюдяные какие-то оконца. Жесткая коновязь перед низким крыльцом...

Пыльный коридор и три двери. "Налево пойдешь - сам пропадешь, прямо пойдешь - коня потеряешь, направо - оба погибнете..." Налево - военкомат, прямо - земельный отдел, направо - президиум.

- Сейчас увидишь Быстрова, - говорит отчим. - Глава здешнего правительства.

На стенке в позолоченной раме портрет кудлатого старика, под портретом письменный стол и обтянутый черной кожей диван, и левее, у окна, дамский письменный столик.

За дамским столиком грузный мужчина с обвисшими черными усами.

- Дмитрию Фомичу, - здоровается отчим. - Вчера был у Ивана Фомича.

- Слышал, слышал.

- А сегодня к вам.

Оказывается, это брат Ивана Фомича, в прошлом волостной писарь, а ныне секретарь исполкома.

Федор Федорович взглядывает на Маркса.

- А где...

Он имеет в виду Быстрова.

- Борется с контрреволюцией, - говорит Дмитрий Фомич как о чем-то само собою разумеющемся. - Поехал в Ржавец, отбирать у дезертиров оружие.

Федор Федорович подает Никитину справку о своем зачислении в Красную Армию.

- Разумно, - одобряет Дмитрий Фомич. - Теперь к вашему хозяйству не подступиться, а то Степан Кузьмич нацелился на одну вашу лошадку...

Не понять, кому сочувствует Дмитрий Фомич - Быстрову или Астаховым.

- Надолго к нам?

- Сегодня уже.

- Мало погостевали.

- Ничего не поделаешь.

- Обратно в Москву?

- Нет, прямо в Ростов.

Никитин регистрирует удостоверение, что-то вписывает в толстенный гроссбух и выдает Федору Федоровичу справку.

Отчим и пасынок возвращаются домой.

- Ты помнишь отца? - спрашивает отчим.

Славушка кивает.

- От всех слышал о его честности, кажется, это была самая его характерная черта.

Славушка кивает.

- Вот и ты будь таким.

Славушка кивает.

- Не огорчай маму, береги, кроме тебя да Пети, о ней некому позаботиться...

В доме суета. Вера Васильевна поминутно открывает мужнин чемодан, все перекладывает и перекладывает в нем белье. Нюрка печет на дорогу пироги. Павел Федорович приносит то кусок сала, то банку масла, то банку меда. Прасковья Егоровна беззвучно плачет. Славушка изучает по карте путь до Ростова. Наконец в сборы включается Федосей, идет запрягать лошадь...

И вот суета сменилась тишиной, Славушка по-прежнему изучает карту, Прасковья Егоровна тяжело сопит, Вера Васильевна складывает какую-то рубашку, а Федора Федоровича и Федосея уже нет - тю-тю, уехали!

6

По утрам прохладно. Вода в рукомойнике - аж в дрожь! К печке бы!

Печи топили соломой. Золотой аржаной соломой. Пук золотой соломы - и полыхает уже, горит, играет, блещет в печи жаркий огонь... Большое искусство - вытопить печь соломой, и чтоб угар выветрился, и тепло не ушло, и лежанка нагрелась...

- А ну, ребята, быстро!

Павел Федорович гонит Петю и Славушку за соломой.

Петя послушно рванулся, и Славушка вслед за ним.

Омет за огородом, гора соломы, таскать - не перетаскать.

- А ты что здесь делаешь?

Позади, со стороны поля, так, что не увидишь не подойдя, мальчишка, не так чтоб велик, но и не мал, вровень Славушке.

- А ничо!

Перед мальчишкой ворох соломы, надерганной из омета.

- Воруешь?

- А вам не хватит?

- Чужую солому?

- Лишняя - не чужая!

- Откуда ты знаешь, что лишняя?

- Э-эх, вы... кулачье!

- Как ты сказал?