Борис Зайцев - Усадьба Ланиных

Ланинъ. Балъ начали! Что, посмотримъ, старина?

Мих. Ѳед. Хо-хо-хо! (Подъ руку съ Ланинымъ идутъ къ двери. Евгенiй уходитъ ) . Скажи, пожалуйста! И Сережа мой туда же!

(На терассe остались Елена, Тураевъ, Ник. Ник., Фортунатовъ и Марья Александровна).

Марья Ал. А куда же дeлся Коля? Почему онъ не танцуетъ? Гдe бeдный анар-рхистъ?

Елена. Вы не знаете? Будто!

Марья Ал. Говорятъ, удралъ. Это правда?

Елена. Извини, Николай, ты хоть и считаешься моимъ мужемъ… но мнe Колю все таки жаль. Во первыхъ, онъ неправъ, второе – молодъ. Да, онъ сбeжалъ къ сосeдямъ. Тамъ у него есть другъ, тоже молодой романтикъ…

Ник. Ник. Я хоть и считаюсь твоимъ мужемъ, но думаю, что вы просто потакаете ему, женщины. Это не романтизмъ, а истеризмъ.

Фортунатовъ. Коля просто влюбленъ въ мою жену, какъ и многiе. (Марья Ал. хохочетъ ) . Чего ты смeешься? Смeшного ничего нeтъ. Сегодня за столомъ говорили о любви хорошо, но кратко. Не выяснили намъ ея природы, и не указали, какой огромный оркестръ любви есть жизнь.

Марья Ал. Конечно, тебя не хватало, чтобы все разъяснить, доказать, опредeлить въ краткихъ чертахъ.

Фортунатовъ. Ладно, смeйтесь. Я вижу надъ своей головой вeчныя звeзды, мое сердце горитъ отъ любви… (останавливается и говоритъ спокойно и грустно ) безнадежной, – да, прошу не доказывать мнe обратнаго. И я хочу сказать еще одинъ панегирикъ этой любви. Платонъ, Данте! Великiя души, обитающiя на тeхъ звeздахъ, впервые говорившiя о божественной любви – взгляните на насъ! вотъ тутъ мы всe, такъ сказать, въ этой усадьбe Ланиныхъ захвачены силой любовнаго тока, который крутитъ насъ, сплетаетъ, расплетаетъ, и однимъ даетъ счастье, другимъ горе – мы отсюда подымаемъ къ вамъ взглядъ, какъ къ чистымъ высотамъ, остающимся всегда въ покоe. Венера – духъ той Венеры, быть можетъ, что стоитъ въ этомъ саду, играетъ нами какъ щепками кораблей въ водоворотe.

Ник. Ник. Дiодоръ Алексeичъ, не заноситесь! – Слишкомъ возвышено!

Фортунатовъ. Нeтъ, я правъ. Всe мы переживаемъ драмы, а если молчимъ, это ничего не значитъ. Я продолжаю: играетъ Венера не одними нами, а всей жизнью, всeмъ мiромъ, ибо его основа – любовь. Но и мы, бeдные Робинзоны – возносимъ хвалу этой вeчной и святой стихiи. Мы должны лишь очистить ее, принимать въ томъ свeтломъ сiянiи, какъ видeлась она вамъ, великiе учители.

Тураевъ. Почему вы смeетесь, Марья Александровна.

Марья Ал. (взволнованно ) . Я не смeюсь. (Хлопаетъ Фортунатова по плечу ) . Бeдный рыцарь Кихада!

Фортунатовъ. Тотъ безумецъ былъ великимъ, ты забываешь!

Марья Ал. А подъ носомъ тоже ничего не видeлъ.

(Входитъ Наташа ) .

Наташа. Господа, сейчасъ уeзжаетъ Ксенiя.

Марья Ал. Ксенiя уeзжаетъ?

Фортунатовъ (не обращая вниманiя, женe ) . Позволь, почему ты думаешь, что я на замeчаю?

(Входитъ Ксенiя, Евгенiй. Они въ дорожныхъ костюмахъ, нeсколько взволнованы ).

Ксенiя. Вотъ я и уeзжаю… изъ отчаго дома. Съ папой не могу тутъ прощаться, пожалуй, расплачусь. (Цeлуетъ Елену ) .

Елена. Милая, – прощай! (Обнимаетъ ее ). Мнe съ тобой тяжело разставаться именно теперь… Точно ты ангелъ тишины, мира. Ты отъ насъ уйдешь, жутко станетъ. (Стоятъ обнявшись ).

Тураевъ (Евгенiю ). Въ Мантуeостановитесь, хоть на день. Не будете жалeть.

Евгенiй. Постараюсь, непремeнно. (Оборачивается ). Ксенiя!

Ксенiя. Сейчасъ. Время для васъ тяжелое, я же вижу. Будьте счастливы, всe здeсь счастливы. Наташа, дорогой ты мой! (Обнимаетъ сквозь слезы ). Я-бъ еще была радостнeй, если бы у васъ тутъ… ну, дай Богъ, дай Богъ!

Лакей (въ дверяхъ ) . Барыня, Александръ Петровичъ васъ ждутъ-съ, и лошадки поданы.

Ксенiя. Я буду тебe писать. (Громко ) . Иду, иду. (Прощается съ присутствующими, выходить съ Евгенiемъ ).

Ник. Ник. Проводы, балъ, все блестящее.

(Выходитъ съ Марьей Ал. За ними остальные, кромe Наташи, Фортунатова ) .

Фортунатовъ. Да, да, все блестящее. (Наташe ). А вы не провожаете тетку?

Наташа. Нeтъ.

(Въ залe музыка смолкаетъ, слышны крики: «Прощайте Ксенiя Александровна! Всего лучшаго» и т. д. Нeкоторая суматоха ) .

Фортунатовъ. Мнe тоже, долженъ сознаться, не хочется. Ну, да я другое дeло. Но вотъ вы… Я смотрю на васъ, Наталья Михайловна и, какъ дeдушка вашъ, не могу не удивляться, что вотъ вы, совсeмъ еще молодая дeвушка, полуребенокъ, такъ прочно впали въ меланхолiю.

Наташа. А! Въ меланхолiю. (Помолчавъ ). А какая была по вашему эта Pélagie… помните, дeдушка разсказывалъ?