Немудрено, если теперь эта громкая и веселая военная музыка заставила Лизу забыть и про хлеб, лежавший у нее на руках, и про мороз, и про Степу, оставшегося в подвале, и про все на свете… И девочка, заслушавшись музыки, поворотила не домой, но пошла в ту же сторону, куда направлялись солдаты. Звуки музыки просто очаровали ее и влекли, влекли ее неотступно все вперед и вперед, и девочка покорно шла за ними. Она не чувствовала, как ее толкают прохожие, как резкий северо-восточный ветер раздувает полы ее жалкой кацавеечки, режет ей лицо, знобит и прохватывает ее до костей.
– Ах, какая славная музыка! Ах, как хорошо! Как весело! – думала про себя Лиза, обнимая каравай своими красными, голыми ручонками.
Солдаты шли довольно скоро, и девочке приходилось почти бежать бегом. Солдаты завернули в один переулок, потом в другой, и Лиза за ними… Наконец, она начала отставать, солдаты уходили все дальше и дальше, и музыки стало уже не слышно…
Лиза опомнилась, остановилась и стала оглядываться по сторонам… Где ж она?.. Дома перед нею все незнакомые. В этом переулке она еще никогда не бывала… Куда ж она зашла? Далеко ли отсюда до их дома? Переулок пересекал не одну улицу, – в которой же из этих улиц тот подвал, где живет Лиза? Девочка испуганно, с недоумением озиралась по сторонам. Конечно, свою Воздвиженскую улицу она отлично знает, но – вот беда! – как ей выбраться из этих переулков? Нужно пойти назад по переулку, а далее-то куда? – Увлекшись музыкой, она не замечала дороги…
По переулку ехали и шли люди всякого рода, шли торопливо, занятые каждый своим делом, и никто из них не обращал внимания на маленькую девочку, державшую в своих объятиях большой каравай хлеба. Лиза устала и медленно, с неуверенностью подвигалась вперед. Она чувствовала, что озябла, и особенно зазябли ее голые руки, обхватывавшие хлеб. Напрасно она сжимала то одну, то другую ручонку. Хлеб мешал ей… Да, впрочем, если бы и не было хлеба, – все равно рукава кацавейки были так узки и коротки, что даже и пальцев нельзя было бы в них запихать.
Мороз все пуще и пуще щипал ей руки и лицо… Пройдя два переулка, Лиза остановилась на углу и стала опять усиленно озираться по сторонам – в надежде увидать знакомый дом или какую-нибудь знакомую вывеску. Ничего нет похожего на их Воздвиженскую улицу!.. Лиза просто пришла в отчаяние. Ее голым ручонкам стало так больно, так стало колоть концы пальцев, что Лиза не выдержала и горько заплакала. А большой, тяжелый хлеб, казалось, еще более отяжелел и едва не падал у нее из рук.
Наконец, некоторые более жалостливые прохожие обратили внимание на страдальческое выражение лица маленькой плачущей девочки, и скоро небольшая толпа собралась вокруг Лизутки.
– Чего тебе? О чем ревешь? – спросил ее какой-то бородатый мужчина в белом переднике и с корзиной на голове.
– Заблудилась, что ли? Дорогу домой не найдешь? – обратился к ней мастеровой. – Или потеряла что-нибудь? А?
– Девочка? Где ты живешь-то? – спрашивали ее из толпы.
– В подвале… в подвале!.. – сквозь слезы бормотала Лиза.
– Ну, так плачешь-то о чем же? – приступала к ней кухарка, тащившаяся домой с провизией.
– Ой, ручки!.. Ой, ручки – больно! – всхлипывая, дрожащим голосом вскрикнула Лиза.
Тут в толпе поднялись толки и рассуждения.
– Руки, вишь, познобила…
– Как не познобить! Такой мороз…
– Вон, пальцы-то белеют… Гляди, чтоб совсем не отморозила!
– Ну, полно врать!
– Да недолго, брат… Ребенок глуп!
– И диво! Как это такую маленькую девчоночку одну отпускают!
– А ты бы ей губернатку-французинку наняла!
– С вами не говорят, так вы молчите! Вот что!..
– Что тут народ-то? Задавили кого-нибудь, что ли?
– Не толкайся! Чего лезешь?..
– Отвести бы ее надо домой!
– Веди, коли время есть!..
– Разве городового позвать?
– Городово-о-о-ой!..
Городового поблизости не случилось, а толпа, между тем, понемногу увеличивалась, и зрители, стоявшие в задних рядах, видевшие Лизу лишь мельком и не знавшие в точности, в чем дело, пустились уже в совершенно превратные толкования:
– Да что тут такое? Для чего городового-то кликали?
– Девочку изловили.
– Э-э-э! А что она?.. что-нибудь украла?
– Да вон, никак, целый хлеб стащила где-то…
– Вот так-так! Ловко!
– О, Господи Боже! С этих-то лет в воровство пустилась…
– Ведь, поди-ка, не одна была…
– Я вот сейчас мальчишку встретила… бежит со всех ног и веревкой машет…
– А куда он бежал-то?
Читать дальше