Александр Эртель - Идиллия

– И по доброй воле и по обязанности ежечасно благожелаем испить млеко беседы вашей, ваше-ство! – произнес отец Симеон, сладко заглядывая в гермогеновы глаза.

– Так потолкуем же!.. – Ну, что сосед ваш из Тамлыка, отец Симеон, признаюсь, беспокоит он меня…

Отец Симеон грустно вздохнул.

– Положа руку на сердце, ваше-ство – как пастырь и служитель алтаря не могу сообщить ваше-ству ничего утешительного… – И, помолчав немного, продолжал: – носится, что и святую литургию отправляют отец Пимен неудобовразумительно – без благости и с поспешением, – и чай вкушает прежде даров освященных, и… изучает богоотступного филозофа Прудона… {10} 10 Прудон Пьер Жозеф (1809–1865) – французский мелкобуржуазный публицист и социолог, один из основоположников анархизма. В книге «Что такое собственность?» (1840) Прудон критиковал право частной собственности, утверждая, что «собственность – это кража». Но Прудон был непоследователен: критике он подвергал лишь капиталистическую крупную частную собственность, отстаивая мелкую.

– Прудона! – в ужасе протянул Гермоген и затем патетически воскликнул: – Quosque tandem!.. [16]

Пронеслось краткое молчание.

– Отцы! – с мольбою и сокрушением заговорил, наконец, Гермоген: – к вам обращаюсь… Вы первые ответствуете за души паствы вашей… Храните их от хищения… Смотрите зорко… Рыскает зверь, иский кого поглотити… Присылаются народные учителя, определяются учительницы и акушерки, назначаются волостные писаря и фельдшера – блюдите за ними… Посещают ли храм, соблюдают ли посты, отметаются ли новейших богопротивных наук, как помышляют о семье и собственности, питают ли бешеную склонность развращать мужичков неистовыми теориями, – все вы должны ведать, за всем наблюсти. Не брезгайте ничем: святое дело не токмо искупает, оно награждает всякое прегрешение. Привлекайте прислугу, расспрашивайте, разузнавайте, разведывайте, пытайте, грозите отлучением от святых даров, налагайте эпитимии, приказывайте, научайте, следите… и благо вам будет. А главное, помните – первый поступок подозрительный, первое благожелательство неразумных мужичков к искомому субъекту, – ех ungue leonem, ex auribus asinum… [17]нигилиста же, добавлю я, по неистовой страсти распалять мужичкову привязанность узнаешь, – и немедля ко мне! Во всякое время дня и ночи памятуйте, что я, Гермоген Пожарский, стою на страже неусыпно и ежечасно взываю: Quos ego!.. [18]– И Гермоген поднялся во весь рост, и сделал величественное мановение рукою, и снова опустился на стул.

По отцам как бы ветерок прошел: все они в умилении изогнулись и дружно загремели новыми своими рясами. Все они моментально вскочили с своих мест и снова моментально же опустились на оные.

Протекло краткое молчание. А по молчании рявкнул и сконфузился звуков собственного своего голоса отец Досифей.

– Говорите, говорите, отче, слушаю я вас, – с приятностью ободрил его Гермоген.

Отец Досифей смущенно кашлянул в исполинский свой кулак, густо покрытый желтыми волосами.

– Оно, конечно, ваше-ство… оно, разумеется… – невразумительно загудел он, мрачно скосив брови, – оно, ваше-ство, всякое дело ко времени благопотребно… И, конечно, всякое благопреуспеяние… Оно благожелательно, ваше-ство, ваше-ство!.. Обаче, говорит святой отец…

Отец Симеон дернул его за рукав рясы. Лик отца Досифея изъявил мучительную скорбь.

– … Но тем паче оно благополезно… Всякая ревность взыскана да будет… И опять в он же день, говорится, ваше-ство, в писании… – Отец Досифей окончательно уперся лбом в стену.

– Отец Досифей любвеобильные чувствия наши к ваше-ству желательствует изъяснить, – поспешно подхватил отец Симеон, – все мы, смиренные иереи, пылаем к вам, ваше-ство… Вы, ваше-ство, наша защита и покров… Наши чувствия, ваше-ство, питаются любовию к отечеству и к вам, ваше-ство! И в вечном благодарении ваше-ству мы не скажем в пылу ревности нашей… – И отец Симеон щегольнул латынью: – Мы не скажем: hic haeret aqua [19], ибо с помощию священносодействия… тьфу, не то!.. Ибо с помощию благосодействия вашего, ваше-ство, никакое препятствие не стеснит нашего поприща… и не остановит, так сказать, живой воды пылкости и любови нашей!

Отец Досифей, может быть, и действительно хотел сказать именно то, что изъяснил отец Симеон, но тем не менее он мрачно нахмурился и даже презрительно усмехнулся, когда торжествующий отец Симеон кончил.

А Гермоген с явной благосклонностью пожал руку отцу Симеону, отчего тот, весь изогнувшись в подобострастной позе, как бы растаял. Остальные отцы изъявили зависть.