Людмила Петрушевская - Город Света

- А я что, нанимался вкалывать на лесоповале?

- Как бы, Валера. Это все искусственное. Легкое. Пластик. Носи, помогай.

И она на всякий случай добавила:

- Нас освободят, если мы все это соберем в единую кучу.

Тут Валера совершил неожиданное: он отошел в сторону и лег со словами:

- Я после ночи же.

Лег прямо на пыльную, горелую какую-то труху. И закрыл глазки.

Баба Лена возмутилась:

- Да? А я потом с тебя все снимай да стирай? Нет уж. Ляжешь на картонку. Идем.

Он с трудом поднялся, глаза его слипались. Больной, что ли?

Баба Лена отвела его к тому месту, где оставила свой полусложенный шалаш, указала, где подстилка, запустила туда зятя и загородила листами картона. Очень быстро из-за тонких стенок понесся заливистый храп. Баба Лена почувствовала себя при деле.

Было о ком заботиться.

Таская елки, она вдруг подумала: интересно, почему Валера не заметил этого гигантского белого яйца? Баба Лена его не закрыла еще и на одну треть.

Что-то тут не то.

Она продолжала, как муравей, носить и складывать, таскать и кидать повыше. Яйцо пока еще не трескалось. Видимо, не созрело.

А вообще что же это такое происходит? Ни дня ни ночи, ни входа ни выхода, ни темно ни светло... И зятя тоже привезли и сгрузили, но про телевидение ни словечка не пикнули, только про больницу.

Заманили! А что здесь? Вот и вопрос. Если сюда прибыла эта ракета... Причем она не трескается, а чего-то ждет... Может, она еще куда-то направлена?

Вдруг раздалось какое-то глухое рявканье. Оно шло из шалаша. Валере, видимо, что-то привиделось. Вот опять он как бы густо чихнул. Затем послышались слова:

- Не пускай его, Тань, держи! Ну как держи? Так и держи! Дай мне! Куда!!! Утонет ведь! Он ее не потянет! - Пауза. - Я ее вытащу, сынок, не мешай. Так! Да не кричи ты под руку! Я кому сказал, Тань! Держи его! Лен Петровна! О. Воротника нету! Придется за косу...

Тут шалаш рухнул, и из обломков показалась бритая голова Валеры.

- Лен Петровна, вы? Живая?

- Что приснилось, что ли, Валера?

Он очумело заморгал, воззрился куда-то над головой бабы Лены и сказал:

- Яйцо!

- Ну вот что поделать.

И она вдруг нашла гениальное решение: по-бабьи пустила слезу и села прямо наземь.

- Что делать, Валера? Без тебя не знаю, куда и податься! Они же все грязью покроют! Как атомный реактор! А нам отсюда все равно не выбраться, это конец! Это у них ад! Чистилище такое! Смотри, вся земля горелая! Нас сюда заманили, а на свете нас уже нет! Я не варила никакого компота! Это была не я, и Кузя был не он!

И баба Лена с охотой зарыдала. Вот этого Валера не ожидал от своей закаленной, как сталь, кислотоупорной и ядовитой тещи.

Горячие капли потекли у нее по щекам. Она чувствовала, что пыль и зола мешаются у нее на щеках с потоками слез. Она вытирала их, и руки стали черно-полосатыми.

- Так, - грозно сказал зять.

- Что делать, что делать, - ничего не видя, хлюпала баба Лена.

Тут зять встал (она почувствовала, что почва задрожала) и пошел, гулко топая, к ракете.

Баба Лена разлепила веки, и вот что она увидела: Валера сунул руку в карман и что-то достал, потом как-то дернул кулаком. Ага, запалил зажигалку.

Затем Валера поднес руку к елке.

Завоняло жутко. Пополз дымок. Валера еще и еще подносил зажигалку к торчащим палкам.

Видимо, все же внутри там содержалось что-то деревянное, потому что загорелось наконец.

- Валера, одобряю! - завопила теща, кашляя. Из глаз у нее полились уже другие слезы - от химической гари. - Пусть мы сгорим, но это не пропустим на Землю!

Густые волны дыма поплыли над почвой. Валера плясал около ракеты.

- Тащи еще! - заорал он.

Теща помчалась, тряся мешками, стала хватать елки и бегать с ними к костру. Зять включился в работу. Этот могучий мужик таскал такие огромные охапки, что яйцо вскоре все было окружено дымом и пламенем, потемнело, закоптилось.

Начала тлеть и почва под ногами. Поползли язычки синих огоньков.

Зять с тещей носились среди этого ада, подваливая в костер все больше палок.

Внезапно яйцо дало змеистую трещину.

В костер вывалилась грязь. Заплясали, взвиваясь запятыми, черные веревки. Что-то заныло, как ветер.

Грязь шла безостановочно. В центре огонь уже погасал. Яйцо работало как огнетушитель, заливая огонь черной змеистой пеной.

Баба Лена со своей охапкой елок остановилась, попросила у зятя зажигалку, полила свою вязанку бензином, подожгла ее у края и смело сунулась к самому яйцу, бросила поближе к скорлупе.

Тут же ее ногу оплели, судорожно извиваясь, два присоска.