Давид Айзман: Об одном злодеянии

Но еврейкой въ это время овладѣлъ Шлемка Гицель. Онъ схватилъ ее за поясъ и поволокъ къ своей телѣгѣ.

— Вамъ четырехъ извозчиковъ не надо, — гремѣлъ онъ, — будетъ съ васъ двухъ. Ѣду я и вотъ — мой товарищъ… Мы сдѣлаемъ по два конца.

— Да пустите меня… Не хочу въ два конца, это будетъ долго. Теперь дни короткіе. Я хочу все сразу забрать.

— Чего долго! Ничего не долго!.. Галопомъ поѣду… Садись на повозку, ну-ка!

— Да пустите! Постойте!

— Зачѣмъ стоять? Стоять некогда! Дни короткіе. Садись, балабуста, садись. Я-жъ и знакомый тебѣ, знаю, гдѣ ты живешь — на Рыбной улицѣ.

— Вовсе не на Рыбной, — на Узенькой.

— А мнѣ бѣда большая, если на Узенькой. Ну, гопъ! Садись! Живо, вихремъ!

Общій крикъ сдѣлался еще пронзительнѣе. Извозчики всей стаей напали на Гицеля и стали его ругать за то, что онъ не «по правилу» забираетъ кліента.

— А чтобы вы сгорѣли, мамзеры проклятые! Ишь глотки, — послѣдовалъ рядъ крѣпкихъ словъ. — Ну чортъ съ вами. Айда мѣряться!

Гицель подбросилъ кнутъ, другой извозчикъ подхватилъ его посрединѣ, и потомъ всѣ желавшіе ѣхать стали охватывать кнутовище указательнымъ и среднимъ пальцемъ, какъ ножницами. Кто окажется наверху, тотъ и поѣдетъ.

Лэйзеръ тоже сунулся къ кнутовищу, но Гицель локтемъ толкнулъ его въ грудь.

— Брысь! куда лѣзешь!

Съ Лэйзеромъ это продѣлывали всегда, когда «мѣрялись», и это было одной изъ причинъ, по которымъ онъ такъ рѣдко попадалъ на работу. Слабый физически и кроткій духомъ, онъ не умѣлъ за себя постоять и отступалъ сразу. На этотъ, однако, разъ на помощь къ нему пришла сама нанимательница.

— Нѣтъ, пусть и онъ, — приказала она.

— «Раввинша»? Ко воѣмъ чертямъ! У него лошадь дохлая.

— Ничего, пусть.

— У него лошадь еще для постройки Соломонова храма камень возила.

— Если онъ не будетъ мѣряться, никого не возьму.

Стиль Гицеля, его разбойничья рожа и своеобразность тѣлодвиженій пугали еврейку. Она была увѣрена, что онъ все раскрадетъ и перебьетъ половину мебели. И остальные извозчики довѣрія тоже ей не внушали. Одинъ только Лэйзеръ казался похожимъ на человѣка, и ей очень хотѣлось, чтобы онъ поѣхалъ.

— Знать не хочу! Пусть мѣрятся! — настаивала она.

Ободренный Лэйзеръ опять полѣзъ въ толпу и протянулъ къ кнутовищу озябшіе пальцы. «Господи, сдѣлай, чтобы я былъ наверху! — съ сердечнымъ замираніемъ молилъ онъ. — Помоги мнѣ!.. не для меня, а для Шмилека»…

Господь Шмилеку покровительствовалъ, и молитва Лэйзера была услышана.

Какъ только двинулись въ путь — первымъ шелъ Гицель съ нанимательницей, потомъ два другихъ извозчика и позади всѣхъ Храпунчикъ, — такъ сейчасъ же Лайзеръ вытащилъ изъ-за пазухи хлѣбъ и луковицы, и въ два-три пріема проглотилъ… Точно въ яму все провалилось.

— Ува! какъ ѣсть хочется! — проговорилъ онъ, подбирая съ армяка крошки. — Страшенное дѣло, какъ хочется ѣсть… Ну, ничего! До вечера потерпимъ, а вечеромъ все будетъ. Покушаемъ себѣ хорошо… Очень хорошо покушаемъ… Но, но, Храпунчикъ, веселѣече!

Пріѣхали на Узенькую улицу. Мебель еврейки оказалась такая нелѣпая и громоздкая, что укладывать ее на возы было особенно трудно. Сперва вытащили какой-то шкафъ, отъ котораго, пока его несли, отскакивали и шлепались на землю полки и дверцы; потомъ поволокли два огромныхъ ободранныхъ, пудовъ по пятнадцати каждый, дивана. Затѣмъ послѣдовала корявая конторка, кресла безъ ножекъ или безъ сидѣній… Все это извозчики таскалисъ крикомъ, съ гамомъ, съ руганью; а еврейка бѣгала за ними, ужасалась, охала, упрашивала… Лэйзеръ тоже суетился и выносилъ вещи полегче. Извозчики не совсѣмъ были неправы, когда не хотѣли брать его въ свою компанію. Чахлый и слабосильный, съ ветхой кляченкой и дрянной телѣгой, онъ былъ для нихъ невыгоднымъ компаньономъ. «Это развѣ извозчикъ? Это раввинша», — говорили они о немъ. И дѣйствительно, для работъ «серьезныхъ», для грузки хлѣба, напримѣръ, Лэйзеръ не нанимался и самъ. Его спеціальностью было отвозить съ базара покупки — нѣсколько пудовъ антрацита, сотню арбузовъ, пустыя бочки, или что-нибудь въ этомъ родѣ. — «Нагрузи его телѣгу какъ слѣдуетъ — она разсыплется, лошадь упадетъ и хлопотъ съ нимъ не оберешься»… И исходя изъ этого соображенія, извозчики и теперь тяжелой, «хорошей» мебели на телѣжку Лэйзера не ставили, а украспли ее кухонной рухлядью да тѣмъ движимымъ, которое хозяйка хранила въ сараѣ.

Въ половинѣ второго нагрузка была окончена, и процессія тронулась. Опять во главѣ пошелъ Гицель, а послѣднимъ Лэйзеръ.