Николай Почивалин - Летят наши годы

И вот мы отправляемся в увлекательное путешествие по собственной юности, с завидной легкостью пробегая туда и обратно по светлым мостам протяженностью в двадцать лет. Худощавые, подвижные, озорные, мы стоим у черной классной доски, танцуем старинные вальсы на новогоднем вечере, азартно спорим на комсомольских собраниях, а потом, взявшись за руки, всем десятым "А" идем бродить по ночному Кузнецку. Украдкой касаемся теплых локотков наших юных подружек, которые никогда не станут нашими женами; струятся в майском небе загадочные звезды, звенят в гулком весеннем воздухе незримые крылья наших помыслов и надежд...

- Стоп, стоп! - останавливается Юрий. - Фотография цела?

- Что за дурацкий вопрос! Конечно.

- Тащи сюда.

Отодвинув закуски и рюмки, мы кладем на стол большую, пожелтевшую по краям фотографию и, стукаясь лбами, начинаем разглядывать ее.

Фотограф расставил нас в четыре яруса. Позади стоят самые рослые ребята, в том числе и Юрий - гвардия нашего класса; затем - пониже, середнячок, в котором нахожусь и я, остроскулый, близоруко прищурившийся (фотографироваться в очках казалось стыдно), до смешного непохожий на нынешнего. В третьем ряду сидят педагоги, а еще ниже в самых непринужденных позах устроились девчата.

С теплым чувством разглядываем мы лица друзей, с которыми проучились десять лет и с которыми буйно планировали свое будущее. Ну, что же! Времени свойственно многое переиначивать по-своему; не у всех у нас жизнь сложилась так, как думалось, хотелось, иных уже и вовсе кет на свете, хотя нам, живым, только-только стукнуло по сорок. Особенно поредел наш гвардейский ряд...

Юрий всклень наливает две рюмки коньяку, поднимается.

- Давай, дружище, неразбавленного.

Выпив, Юрка отламывает половину таблетки валидола и, посасывая ее. задумчиво говорит:

- Валька Тетерев, Шура Борзов... Какие ребята были!

В белых рубашках с открытым воротом, чубатые и длинношеие, они стоят на фотографии рядом, и я никогда не поверю, что их нет. Страна наша огромная, не обойти, не объехать ее всю - просто живут они где-то очень далеко, также вспоминают нас, живых, и только по нелепой случайности не встретились мы за эти двадцать с лишним лет...

- А помнишь, - спрашивает Юрий. - "Рычаг второго рода, на нем два урода"?

- Что это?

- Шура Борзов нарисовал карикатуру, а ты подписал. Между прочим, одним из этих уродов, что на рычаге болтались, был я.

- Не помню, - честно признаюсь я.

- Ты кое-что и поважнее забыл, - говорит Юрий, только что полные улыбки глаза его смотрят на меня с любопытством.

- Например?

- Например, забыл о том, что на выпускном вечере пообещал написать книжку о нашем классе.

- Ну да?!

- Вот тебе и ну да! Поклялся еще.

- Что ж тут скажешь - самонадеянный я, выходит, мальчишка был.

- Тогда наверно, а сейчас бы вроде мог.

Юрка глядит на меня в упор. Я понимаю, что все это говорится уже всерьез, начинаю сердиться.

- Да ты представляешь, как это трудно?

- Догадываюсь.

- Догадываешься!.. Один в Москве, другой в АлмаАте, третий вообще черт знает где! Как всех повидать?

- Пиши, узнавай, езди, - невозмутимо отвечает Юрка. - В этом твое дело и состоит, так я понимаю.

- А многих уже и нет.

- И об этом нужно написать.

- У тебя, я вижу, на все готов ответ. Как по полочкам раскладываешь!

- Да не злись ты, - примиряюще улыбается Юрий, и снова какое-то неуловимое движение черных ресниц сгоняет с глаз улыбку. - Дело, конечно, хозяйское, я ведь просто так.

- Да и я ничего.

- Не подумай только, будто я про такую книгу потому говорю, что о ребятах прочесть хочется. Или о себе, допустим. Чепуха это, конечно. Ну, хорош наш класс был, и слава богу. Ты на это шире посмотри, и знаешь, что получится? Ого-го, получится!...

Юрий встает из-за стола, начинает ходить по комнате.

- . Я вот к тебе ехал, времени много. Валялся и размышлял. А получается вот что. В нашем-то классе, как в капле воды, - судьба нашего поколения. Вот в чем штука! Ты подумай: мальчишками ушли на войну, юность на войне прошла. Вернулись - доучивались, работали. Всего повидали. Поседели, свои ребята уже комсомольцы. А мы - в строю! Самые работники, в самой силе! Люди рожденья двадцатых годов - это, брат, тема!

- Трудная она, эта твоя тема.

- Сказал тоже! А легкое и без нас с тобой сделают.

Юрий останавливается у книжного шкафа, разглядывает корешки подписных изданий.

- Показал бы свои книги. Последние у меня есть, по ним тебя и разыскал. А прежних нет.

- Прежние и смотреть нечего.