Александр Попов - Мама Белла

-- Что такое, Белла Степановна? -- выдыхает он.

-- Что такое, что такое! Почему спальники не просушены?!

-- А я не зна-а-а-ю.

-- О-о! Да кто же должен зна-а-а-ать? -- передразнивает она. -Ты --командир! Ко-ман-дир!

-- Понял, Белла Степановна!

Паренек подхватывает несколько спальных мешков и вылетает в коридор.

-- О-о! -- вскрикивает Белла Степановна. -- Стой же! Ты кто?

-- Командир.

-- Ну, так и будь командиром.

Паренек улыбается рыже-красным солнышком:

-- Понял! Митяй, унеси к девчонкам в спальню: пусть просушат на калорифере.

Белла Степановна неожиданно подбежала ко мне:

-- Коли вы здесь -- не поможете?

-- С удовольствием.

И я включаюсь в общую работу. Все веселы, говорливы, приветливы. Белла Степановна все видит, все знает, все направляет, всем и вся руководит. Без ее ведения никто и шагу не шагнет. Ее все слушаются, но не покорно, обреченно, под нажимом -- что я потом нередко замечал у других воспитателей, -- ее дети даже с какой-то восторженной радостью выполняют малейшие ее просьбы, словно бы каждый ждет, чтобы она именно его о чем-нибудь попросила.

Наконец, все уложено, связано, подогнано. Воспитанники с шефами-милиционерами унесли рюкзаки в кладовую до утра.

-- Не холодно ли будет в такое-то время в тайге? -- спрашиваю у Беллы Степановны.

Она словно бы вздрогнула от моего вопроса, поправила вечно сползающие очки, но тут же вся замерла и весьма внимательно посмотрела на меня. И я с досадой чувствую, что краснею: "Экий изнеженный: мороза, бедненький, боится", -- скользом подхватываю в ее взгляде.

-- Так ведь спальники и палатки берем, -- все всматривается в меня, как в непонятное для себя существо. -- А наши свитера видели? Отличные. Ничего, пусть ребятишки закаляются.

-- В какие края направляетесь?

-- Будем исследовать Кругобайкальскую дорогу. Два года изучали ее историю, а теперь пойдем взглянем на историю вживе.

На том мы с ней тогда и разошлись. А примерно месяца через полтора гляжу, ее воспитанники снова укладывают рюкзаки.

-- Куда же на этот раз? -- спросил у Беллы Степановны.

-- В Тофаларию. Двухнедельный поход на оленях. Вы представляете, как это здорово? Моя ребятня обалдевает.

Точно! Вижу: жух, жух -- туда-сюда носятся воспитанники, получая продукты и скарб со складов. Командир, отмечаю, уже другой, девочка. И в повадках -- словно бы родная дочь Беллы Степановны: так же резко вскидывается всем телом и требует к себе кого-нибудь, так же рубит фразы, такая же худенькая, маленькая, бегучая -- слепок с Беллы Степановны, только курносенький, смешной, наивный. Я замечал, они все хотят походить на нее, свою "маму Беллу", как тайком зовут.

-- Что-то у вас часто меняются командиры, -- спрашиваю у Беллы Степановны. -- Каждый месяц -- новый.

-- Да! -- гордо -- но у нее славно получается: не задиристо и не обидно -- заявляет она. -- У нас так заведено. Каждый должен попробовать себя и в начальниках, и в подчиненных. И бригадиры меняются постоянно.

Чуть меньше месяца минуло, смотрю, а ее ребята снова укладывают рюкзаки, испытывают надувные лодки.

-- Куда же вы на этот раз?

-- По Иркуту будем сплавляться. О-о, там, я вам скажу, места-а-а: закачаешься! -- Так, по-молодежному, иногда выражается Белла Степановна.

Вообще мне кажется, она не умела быть не молодой. Случается такое с редкими людьми: пребывали они когда-то молодыми, да так и задержались в этом благодатном возрасте. Им говорят, что пора вспомнить себя. А они несутся в своих делах, ветер словно бы свищет в ушах -- и они не слышат, что там им говорят.

-- Очень часто вы в походах, -- как-то сказал Белле Степановне.

-- А я вообще только в походах и жила бы с детьми! -- со своей обычной озорной горделивостью заявила она, но сморщила губы: -- В этих стенах ску-у-учно воспитывать. А там, в тайге... ах, что рассуждать. Надо вас тащить в лес -- там все поймете. Так хочется, -- неожиданно перестроилась она на серьезную ноту, -- чтобы каждую минуту в их жизни было что-то красивое, необычайное. Ведь сердца у детей -- сплошные раны. А что они успели пожить?! Надо залечивать рубцы. Лучшее лекарство -- красота.

Мне не довелось побывать с ней и ее детьми в походах, увидеть, как они "вживе" изучают историю, как врачует она души, но я видел ее воспитанников после походов, -- до того они отличались от остальных интернатских детей! Тех чаще видишь сосредоточенно-угрюмоватыми, редко улыбающимися, все болеющими до сероватой бледности на лицах какими-то своими нелегкими думами. Печальными маленькими стариками и старушками они воображались мне. А ребятня мамы Беллы -- бодрый бесенятский дух так и крутит в них, брызжет во все стороны, как фонтан. Разговоров о походе с товарищами из других классов столько, что ни одна толстая энциклопедия не уместит. И обсосут косточки каждого мало-мальски интересного происшествия, и навыдумывают с гору. Если слышите, что какая-то группа восьмиклассников заливается смехом, -- дети мамы Беллы. Если видите возню в коридоре -- тоже они. Если встречаете румяное детское лицо -- и оно чаще всего оттуда же.