Валерий Попов - В городе Ю (Рассказы и повести)

- Ой, Юлечка, я что-то совсем нехорошо тебя слышу, перезвони немножечко попозже, я сейчас чуточку занята!

О Таисс!

Разбежался!.. Поздно.

Вместо меня какой-то прооперированный красавец в пижаме, приволакивая ногу, подкатил к Тае и стал любезничать - и вдруг из глубины темного коридора появился Геныч в шлепанцах и халате и поманил красавца пальцем к себе.

- Прекрати, - прохрипел Геныч. - Она просила меня сделать, чтобы никто к ней не приставал. У нее серьезно.

- С Ясоном, что ли? - недовольно проговорил прооперированный, рвущийся к активной жизни.

... Ясон, вспомнил я, это молодой грек, красавец бульдозерист, треском своего мотора и вытянувший меня из небытия...

- Да нет! - Геныч устало отмахнулся. - С Ромкой у них! Серьезно вроде! - вздохнув, Геныч ушел.

Господи! С Ромкой! Какие новости, к сожалению, с опозданием я узнаю! Ведь она невестой Ясона уже считалась, и даже семьи их согласились - и вдруг! Успокоишься тут навеки, как же! Обычно "серьезно" у Ромки бывает лишь в связи с каким-нибудь крупным общественным процессом в нашей стране "серьезное чувство" у него становится как бы Музой Перемен, этакой Свободой на баррикадах с открытой грудью, как на картине Делакруа!

Француженка Аньес шла под его глубоко скрытое диссидентство (даже не переписывались, не то что не встречались), Варя, дочь директора института бывшего марксизма, ныне философии, "шла под перестройку" ("Как я мог раньше иначе жить?!")... Потом все, естественно, рушилось - притом с глубокими внутренними потрясениями ("Я столько в нее вложил!").

Подо что же, интересно, он Таю захомутал? Хозяйкой Местной Горы тут ее зовут. Чем же ее Ромка скрутил? Только серьезностью - не иначе! Мол, у всех лишь легкий флирт, ну, в крайнем случае, любовь, а у него серьезное чувство, накрепко связанное с общественными процессами!

Что же, в таком случае, затевается тут? Ну, никак прямо не улететь! Помню, меня Ромка всю жизнь донимал именно процессами, живительными процессами: почему я не принимаю в них деятельного участия?! Сначала, если не ошибаюсь, то был процесс освобождения марксизма-ленинизма от сталинизма. ("Неужели ты можешь терпеть это дальше?" - восклицал с болью он.) Потом вроде было очищение марксизма от Ленина ("Тебе все еще нравится этот сатрап?! Сколько можно?!"). Перед ним всегда себя чувствуешь туповатым и квелым: не то что возненавидеть сатрапа - даже полюбить его не успел! Потом, помню, было очищение марксизма от Маркса - и уже в конце, насколько я помню, от Энгельса, и всегда это было страстно, с отрыванием живой плоти...

Чем же он саму Таю запугал?

А-а-а, вспомнил я, он же религию в последнее время оседлал и разговоров ниже как об Иоанне Предтече не признавал. Такому не откажешь.

Ну, ясно стало теперь! Я полетел над плоскогорьем. На подбородке Маркса что-то блестело. Сопля? Я приблизился. Господи! Да это же "Капсула-2"! С сидящими в ней хлопцами: группа "Сокол"! С некроантенной, что должна их поднять на подвиг!.. На какой? Почему-то я не в курсе и ничего не ведаю, как всегда? Уволен?

Я пошел наверх... Господи, как страшно затеряться в пустоте, в этих мало кому понятных измерениях!

Я рванулся вниз.

Море было палевое, тихое. Выделялись только рябые пятачки, словно вдавленные дном бутылки, - медузы! Штиль. Я пошел по поверхности, перепрыгивая медуз. На каждой медузе расплывалась словно бы круглая чернильная печать: "Проверено!"

На краю нагромождения камней стоял камень, "сунувшийся" к морю и, словно дракон, в трещинах чешуи. За ним шел ухоженный пляж. Из спасательного домика с обвисшим флажком на шпиле вышел грузный усатый спасатель, шел, накалывая мусор. Когда мы сблизились, я с удивлением увидел, что он в полной казачьей форме: пыльные сапоги, черные брюки с лампасами, гимнастерка с портупеей, меховая папаха, - а мусор он накалывал на шашку! Надо же, до чего политизация дошла!

"А что, инородцев спасаем?" - хотел было съязвить я, но постеснялся. Не люблю понапрасну пугать мистикой людей. Зачем это? К тому же я с изумлением увидел - передо мной бывший секретарь обкома по идеологии Кныш, всегда раньше выступавший по праздникам. Надо же, как повернулась судьба! Но все равно мистика явно была ему чужда!

Я с трудом втиснулся за ним мимо хлопнувшей двери спасалки. Весь пол в будке был устлан телами казаков! Они просыпались, потягивались, потягивали. Чувствовалось, что они уже тут не первый день и, чтобы поддержать боевой дух, спят не раздеваясь. С удивлением я увидел среди них в полной форме Колю-Толю - и этот здесь!