Константин Коничев - Повесть о Федоте Шубине

На пасхальной неделе беспрестанно гудели колокола холмогорских церквей — и в Куростровье, и на Вавчуге. Лазали на колокольни и звонили ребята по очереди с упоением и тщетным старанием. Большие колокола бухали тяжело, надрывно, их монотонный, заунывный гул далеко разносился по ледовым просторам Двины и терялся в хмурых прибрежных сосновых лесах. Малые, многочисленные колокола и колокольцы не благовестили в далекую ширь, а трезвонили так весело, переливчато и с такими мелодичными выкрутасами, что иной подвыпивший ради пасхи помор не вытерпит и пустится приплясывать, припевая:

Но колоколен на всю молодежь недоставало. Ребята и девушки толпились на проталинах. На белолицых славнухах [8] Славнуха — девица, которая в почете среди односельчан. сверкали жемчугом и переливались цветом северного сияния высоко вздыбленные кокошники, топорщились на ветру крепкие домотканые китайчатые, в разноцветную полоску сарафаны. Но снег мешал еще водить хороводы. Поэтому парни и девушки забавляли себя загадками.

Федот Шубной, щеголевато причесанный, в пыжиковой шапке, в расстегнутом темно-синем с бархатной оторочкой кафтане, из-под которого, как бы невзначай, выставлялась вышивка на полотняной рубахе, щурил голубые глаза на шпиль гудевшей колокольни.

— А ну кто знает, — спрашивал он ребят, — живой мертвого бьет, а мертвый ревет?

Девушки и парни долго молчали. Тогда Федот показывал на колокольню:

— А ну гляньте, может, там отгадку сыщете?

— Колокол! — восклицал кто-нибудь из тех, кто посмекалистей.

— Верно, — кивал Федот. — А ну еще: родился — не крестился, бога на себе носил, а умер — не покаялся?

Одни молчали, другие отгадывали невпопад.

— Эх вы, несмышленыши, — глядя на ребят, усмехался Федот. — Это же тот самый осел, на котором Христос въезжал в Ерусалим.

— Да ведь и вправду!

— Он и есть! — подхватывали голоса и наперебой кричали:

— А послушайте, я загадаю…

— Дайте-ка и я…

Федот охотно уступал место другим. Загадки продолжались.

Чуть наступали сумерки, степенно раскланявшись в пояс с ребятами, девушки расходились по своим избам. Парни не спешили домой, до глубокой ночи шумели на улице.

Холмогорские обитатели сами когда-то были молодыми, умели гулять и потешаться, поэтому не сетовали на шум и крики своих разгульных ребят, а оправдывали их:

— Пусть гуляют. Дважды молоду не бывать. Теперь-то им и гулять! Молодой квас и тот играет. А старость подойдет, как и нас, не заставишь их в эту пору приплясывать…

Служил в Холмогорах строптивый воевода по прозвищу Принуд Понукало. Ни по имени, ни по чину люди холмогорские его не называли, не возвеличивали, а так заглазно все и кликали — Принуд Понукало. Это прозвище к нему, как рубашка к телу, льнуло.

Вот и вышел в ту весеннюю ночь на улицу пьяный Принуд Понукало с двумя будочниками. У тех алебарды [9] Алебарда — старинное холодное оружие. в руках, у воеводы пищаль за спиной на привязи, в руках нагайка.

— Пошто долго гуляете?! Пошто мне спать не даете?! Расходись, мужицкое семя!.. А ну, кто тут у вас заводило?.. — закричал он на парней.

— Заводилы у нас нет. Мы все тут ровня, — степенно ответил Федот Шубной, выступая вперед. Был он роста высокого, свеж и приятен лицом, глаза голубые, веселые, одет, как мастеровой, нарядно, не бедно.

— Вот ты и есть заводило, коли за всех ответ держишь!

— Да ведь кто-то должен с вашей светлостью разговор вести. Не всем же в одноголосицу кричать.

— А ну! Разводи, живей разводи свое стадо по домам, чтобы духу тут вашего не было!..

— А ты не понукай, слыхали, на ком ты едешь? Где ты слезешь? — послышался позади всех чей-то насмешливый голос. — Эх, Понукало ты, Понукало…

— Кто это сказал? А ну, кто?!

— Все Холмогоры, все Матигоры, вся Вавчуга, все, все говорят.

В толпе парней раздался хохот. Побагровевший воевода размахнулся и хлестко ударил нагайкой Федота по плечу. Парни не дремали, набросились оравой и сбили Понукало с ног, прямо в лужу. Кто-то выхватил пищаль и в ствол втугую напихал снега и грязи.

— А ну-ка, попробуй теперь, стрельни!..

Перепуганные бородатые будочники усердно отмахивались алебардами от крепких и озорных холмогорцев. Натешившись вволю, ребята разбежались кто куда. Скоро и след их пропал.

Будочники взяли под руки Понукало и увели домой. На улице стало тихо. Только из-за Курополки-реки, где от прибылой весенней воды поднялся лед, слышались крики и песни шумливых парней.