Юзеф Принцев - Там вдали, за рекой

- И ничего нельзя было сделать?

- Сразу, - опять отвернулся к окну Женька.

- Не верю! - закричал Степан. - Не может быть, чтоб убили! Не верю!.. - И, сутулясь, пошел по коридору...

Это было днем, а сейчас уже вечер, скоро зажгутся фонари на улицах, а он все ходит и ходит по бульварам.

Степан остановился, чтобы закурить, зажег спичку, закрывая ладонями огонек от ветра, и увидел вдруг впереди трех девушек в красных платочках и длинных юбках. Они шли, взявшись под руки, и одна из них пела низким чуть хрипловатым голосом:

На заре туманной юности

Всей душой любил я милую...

Степан рванулся и побежал, разбрызгивая лужи, догнал девчат, крикнул: "Глаха!" - и повернул за плечо ту, что пела.

На него глядели тоже серые, но незнакомые и удивленные глаза, и так же, косыми крыльями, лежали на щеках волосы.

Степан сглотнул горький комок в горле, сказал: "Извините" - и медленно пошел обратно. Он слышал, как они засмеялись и опять кто-то запел, а Степан, почувствовав, что не может идти дальше, опустился на скамью. Так он и сидел, обхватив голову руками, а ветер гнал по бульвару желтыер листья, и они шуршали у него под ногами.

Вот и перелистана последняя страница тетради. Лежит она в музее

рядом с простреленным знаменем, залитым кровью комсомольским билетом,

наганом, хранящим до сих пор следы сгоревшего пороха.

Шестьдесят лет прошло с той поры. Целая жизнь.

Об этом думает, наверное, седой человек, которого я так часто

вижу здесь. Он подолгу простаивает в этом зале, задумчивая улыбка

трогает его губы, молодеют глаза, и, когда приглаживает он

поседевший, но все еще непокорный хохолок на затылке, мне вдруг

кажется, что передо мной Женька Горовский. Когда же он горестно

сутулит плечи и тяжелой ладонью будто обмывает лицо, то чем-то

становится похожим на Федора, каким я его себе представлял.

Скорее всего это ни тот, ни другой. Все комсомольцы тех лет

чем-то похожи друг на друга. Это я заметил давно.

Совсем маленький мальчонка - по всему видно, что внук, - тянет

его к другим стендам, где белозубо улыбается Бонивур, ступает босыми

ногами по снегу Зоя, непримиримо стоят молодогвардейцы, устремляется

ввысь ракета с первым в мире космонавтом, гордым факелом пылает

трактор Анатолия Мерзлова...

Но седой этот человек все стоит и смотрит на пожелтевшую

фотографию, с которой улыбается девушка с большими светлыми глазами и

косо срезанными крыльями волос на щеках.

А я смотрю на него...