Николай Каронин-Петропавловский - В лесу

Скоро живыя стѣны сосенъ раздвинулись, и картина вдругъ измѣнилась. Мѣстность была дикая. Глубокіе овраги и рытвины, безпорядочныя кучи поваленныхъ вѣтромъ и топоромъ деревьевъ, длинные ряды уложенныхъ въ сажени дровъ, ворохъ брошеннаго хвороста, — все показывало, что еще недавно здѣсь былъ дремучій лѣсъ. Я съ негодованіемъ оглядывался по сторонамъ. Мѣсто для меня было незнакомое. Дорога почти пропала. Телѣга то и дѣло подпрыгивала, наѣзжая на пни и гніющіе стволы, по лицу меня начали хлестать спутанныя вѣтви кустарниковъ. Мнѣ стало что-то не до себѣ…

— Куда ты завезъ меня? — спросилъ я извощика.

Но не успѣлъ я выслушать отъ него отвѣта, какъ изъ-за ближайшаго куста вышелъ какой-то мужикъ съ топоромъ въ рукѣ. Обмѣнявшись съ моимъ возницей привѣтствіемъ, онъ преспокойно прыгнулъ на передокъ телѣги, сѣлъ на ея край, свѣсилъ ноги, а топоръ положилъ на колѣни къ себѣ. Моментально у меня явилось подозрѣніе, но я сохранилъ наружное спокойствіе.

— Что это значитъ? Кто ты и зачѣмъ ты влѣзъ ко мнѣ? — спросилъ я.

— Больно ужь ты, господинъ, сердитъ, какъ погляжу я, — возразилъ мнѣ мужикъ насмѣшливо, и холодный взглядъ его остановился недружелюбно на мнѣ.

Предчувствія не обманули меня. Я приготовился къ самому худшему. Но все-таки еще разъ попытался провѣрить себя.

— Зачѣмъ же ты сѣлъ безъ спросу? Нанимая этого крестьянина, я не зналъ, что у меня въ лѣсу найдутся попутчики!

— Ничего, доѣдемъ, — грубо прервалъ меня крестьянинъ. — Ступай, Петровичъ, — обратился онъ съ приказомъ къ моему кучеру, а на меня бросилъ насмѣшливый взглядъ.

Я кусалъ губы. Но мнѣ оставалось только замолчать. Я обдумывалъ свое положеніе. Нечего было и думать предупредить нападеніе силой, револьверъ мой лежалъ глубоко въ боковомъ карманѣ, и прежде чѣмъ я успѣю выхватять его и развязать, — онъ былъ завязанъ шнуромъ, — мужикъ ударомъ кулака вышибетъ его у меня, а затѣмъ начнетъ тузить… Я и теперь не вѣрилъ, что покушаются убить меня, хотя было очевидно, что-я попалъ въ ловушку. Всего вѣрнѣе, у моихъ крестьянъ было въ намѣреніи «поучить» меня; это, конечно, плохое утѣшеніе, потому что поучить на деревенскомъ языкѣ значитъ перебить нѣсколько реберъ, переломить позвоночный столбъ, превратить голову въ сплошной пузырь, — вообще, что-нибудь въ этомъ родѣ. Но у меня было время…

Мы наблюдали другъ за другомъ. Непрошенный попутчикъ посматривалъ на меня искоса; я глядѣлъ на него въ упоръ. Наружность его не обѣщала мнѣ ничего хорошаго: на широкомъ щетинистомъ лицѣ его отражалось что-то жестокое и злое; изъ-подъ густыхъ бровей его глядѣли сѣрые, холодные глаза. Это былъ типъ сибирскаго мужика, соединяющаго въ себѣ постоянное добродушіе съ крайнею подчасъ жестокостью. Мнѣ дѣлалось жутко подъ косымъ взглядомъ этого человѣка, но я, не сводя глазъ, наблюдалъ за нимъ и обдумывалъ способъ сдѣлать противника безвреднымъ. Я говорю «противника». Дѣло въ томъ, что крестьянинъ, мой возница, былъ самъ по себѣ не опасенъ, перепуганный предстоящимъ дѣломъ. Онъ боялся повернуть ко мнѣ свое лицо, боялся взглянуть на меня и, видимо, мучился страхомъ; должно быть, онъ принялъ участіе въ дѣлѣ противъ воли и теперь былъ самъ не свой. Безпокойно ёрзая на своемъ сидѣньи, онъ безъ нужды прокашливался, тянулъ шапку глубже на уши и немилосердно дергалъ лошадь.

Лошадь то и дѣло бросалась въ сторону, телѣга подпрыгивала, кусты били меня по лицу, хотя ѣхали мы шагомъ, благодаря отсутствію дороги. Я переживалъ сквернѣйшія минуты въ своей жизни. Страхъ сжималъ мнѣ сердце, но всего болѣе угнетала меня мысль, что хотятъ меня убить безъ всякой съ моей стороны вины. Что мнѣ оставалось дѣлать? Я продолжалъ упорно слѣдить за всѣми движеніями мужиковъ и ломалъ голову, какъ мнѣ вырваться изъ ихъ рукъ.

Вдругъ мы подъѣхали къ крутому спуску, и лошадь почти остановилась. Мѣсто было совсѣмъ дикое и глухое. Справа лежалъ глубокій обрывъ, на днѣ котораго протекала маленькая рѣчушка; слѣва была непроницаемая заросль изъ боярышника, а впереди крутой спускъ велъ въ какую-то темную яму. Проклятое мѣсто какъ бы назначено было для темныхъ дѣлъ; мы были, по крайней мѣрѣ, на пятнадцать верстъ отъ жилыхъ мѣстъ. Для мужика ничего не стоило схватить меня и бросить въ обрывъ…

Не успѣла эта мысль ясно выразиться во мнѣ, какъ во мнѣ явилась рѣшимость покончить съ глупымъ положеніемъ; я моментально выпрыгнулъ изъ телѣги и выхватилъ изъ кармана игрушечный «лефоше». Лошадь остановилась. Мой противникъ также соскочилъ съ телѣги и мрачно смотрѣлъ на револьверъ. Мы стояли другъ передъ другомъ. Но теперь уже превосходство было на моей сторонѣ, и мнѣ стало смѣшно.