— Вот, здесь приготовлено для тебя, — сказала Марья Сергеевна, маленькая полненькая блондинка средних лет, отворяя дверь просторной комнаты с бревенчатыми стенами и белым некрашеным полом. На круглом столе у постели горела лампа, по стенам и у окон стояло несколько тяжелых старинных кресел, на стене, в широкой рамке красного дерева висело большое зеркало. Ольга Владимировна засмеялась.
— Как это оригинально! — сказала она, указывая на стены, — и пахнет сосной.
Весь день, с приезда своего в Прудики, где она гостила теперь у своей подруги Марьи Сергеевны, она чувствовала себя необычайно возбужденной: она много смеялась, бегала взапуски с маленьким Вавой и вдруг, среди самой веселой и беззаботной болтовни, ее охватывало желание броситься лицом в свежую нежную травку, биться об нее головой, как билась когда-то при ней одна припадочная баба, и рыдать, хотя бы без слез, потому что слез у нее не было.
— А ты, Оленька, все та же девочка, какой была до замужества, — говорила ей Марья Сергеевна.
Теперь необычная обстановка комнаты умилила и обрадовала Ольгу Владимировну.
— Ты знаешь, — сказала она, — я не запомню, когда я была в деревне, в настоящей, как здесь. Весной, наверное, никогда.
— Ложись, — торопливо посоветовала Марья Сергеевна, — а я сейчас же вернусь к тебе, только зайду проститься с Васей и скажу, чтобы он спал. Мы еще поболтаем.
— Все еще нежности с мужем! — подумала Ольга Владимировна, провожая подругу глазами. — Если это искренно, то… странно. Сколько им? лет десять супружества. А мне — скоро шесть. — Она подошла к окну, открыла его и высунулась.
Ночь была ясная, лунная, но в воздухе было холодно и сыро. Еще немногочисленные листья серебристых тополей дрожали в лунном сиянии, как от озноба. Днем прошел дождь и на площадке перед домом стояли лужи. От тополей, от дождевой воды на песке и траве веяло свежестью и едва уловимым ароматом. За широким полукругом тополей было темно: там толпились еще полуодетые, озябшие деревья сада; они молчали и жадно ждали дня с его теплом и солнцем, от которых радостно развертывались их молодые клейкие листочки, готовясь жить и наслаждаться жизнью.
— Боже мой! — с внезапной тоской прошептала Ольга Владимировна. Она села на подоконник и подставила свое побледневшее лицо холодной ласке лунного света. Глаза ее закрылись, и ей стало казаться, что холод и покой, которые она чувствовала кругом себя, проникают в ее тревожную душу, успокаивают и убаюкивают ее.
— Это безумие, Оля! — вскрикнула Марья Сергеевна, появляясь в дверях, — ты простудишься и настудишь комнату.
Она быстро подошла и ласково обняла Ольгу за плечи, стараясь отвести ее от окна.
— Оставь меня! — тихо попросила Ольга.
— Но ты спишь… — ласкаясь, возразила Маня.
— Я не сплю… я слушаю.
— Соловьев еще нет. Погости подольше: недели через две нельзя будет спать от их свиста и трелей. Там, у себя в Петербурге этого не услышишь.
— Да, не услышишь, — рассеянно подтвердила Ольга. Маня прижалась лицом к плечу подруги, тихо зевнула и вдруг вздрогнула от холода.
— Нет, накинь что-нибудь; так нельзя! — озабоченно заметила она и отошла в глубь комнаты за теплыми платками.
— Мне за тебя отвечать перед… Борисом Николаевичем, — припомнила она имя мужа Ольги. Ольга открыла глаза и стала глядеть в сад.
— Маня! — глухо позвала Ольга Владимировна, — у тебя этого нет?.. Видишь, мне кажется, что самое большое наслаждение в жизни, это — страдание?
Марья Сергеевна удивленно глянула на подругу из-под платка.
— Ну… как же? — недоумевая протянула она. Ольга усмехнулась.
— А если не чувствуешь этого, то, все равно, не поймешь.
Какая-то птица, встрепенувшись со сна, качнула ветку тополя, листья тревожно зашептались и по песку площадки закачались тени. В то же время тихий, протяжный крик донесся откуда-то издали и затих.
— Да неужели, — тихим, словно сдавленным голосом заговорила Ольга, — неужели ты так и жила, таки живешь и ничего, кроме Васи и Вавы, не занимает тебя, не тревожит? Всю жизнь, так, без греха на душе, без… искушения? Да, Маня?
Марья Сергеевна встрепенулась и вместо ответа быстро заморгала уже немного сонными глазами.
— Да, Маня? Ни разу, ни одного увлечения? ни одного пятнышка?
— Какие же тут увлечения? — немного обиженно ответила Маня, — я не понимаю.
— Ну, так, так… — с бледной усмешкой подтвердила Ольга.
— Да что «так»-то? — уже совсем проснулась Марья Сергеевна, — можно подумать, что у тебя этих увлечений и всяких грехов…
Читать дальше