Виктор Пронин - Особые условия

Виктор Алексеевич Пронин

Особые условия

Роман

Анонс

В романе подняты важные нравственные проблемы, которые решаются через дела и судьбы людей - строителей нефтепровода на востоке нашей страны. В центре романа - фигура москвича начальника стройки Панюшкина, человека с сильным характером, глубоко преданного делу, взыскательного к другим и прежде всего к самому себе. Писатель убедительно показывает, что бескомпромисность, гражданская ответственность, стремление стать общественно полезной личностью являются неотъемлемыми чертами советского человека.

Там, за далью непогоды,

Есть блаженная страна...

Н. М. Языков

Однажды, случайно оказавшись в Москве, я вспомнил, что здесь вот уже несколько лет живет Панюшкин.

Мне говорили, что квартира его где-то в районе Тушина, что добираться туда долго и хлопотно. Был уже вечер, шел слякотный зимний дождь вперемешку со снегом, прохожие попадались, как назло, молчаливые, торопливые, непонятливость заезжего их раздражала.

Когда я спрашивал о справочном бюро, мне чаще всего молча показывали куда-то вдоль улицы. И я послушно шел, не ропща, даже радуясь непогоде. Кто-то сказал, что плохой погоды не бывает, плохой бывает только одежда. А моя одежда в тот вечер могла бы выдержать гораздо большие неприятности, нежели те, которые валились с исполосованного снежинками темного неба. Кроме того, в кармане грел авиабилет на самолет, который завтра должен был унести меня за восемь часовых поясов. Дальняя, в общем, дорога предстояла. И я наслаждался мокрым снегом, слякотью и щемящим чувством прощания с этим городом, в котором бывал довольно часто, но всегда неожиданно, недолго, нескладно.

Справочное бюро мне удалось найти у станции метро "Таганская". Пожилая мерзнущая женщина в перчатках с обрезанными пальцами, чтобы легче было листать толстые справочные книги, за пятак дала мне клочок плохой розовой бумаги с адресом Панюшкина, его домашним телефоном и даже номерами автобусов и трамваев, которыми я могу до него добраться.

Но, несмотря на столь полные данные, я не мог избавиться от сомнений-уж слишком невероятной представлялась мне наша встреча. Да и тот ли это Панюшкин? Когда, наконец, я решился позвонить, трубку подняла женщина. Голос у нее был молодой и безразличный.

- Простите, - сказал я, - это квартира Панюшкина?

- Да, - ответила женщина. - Но Николая Петровича сейчас нет. Он будет через час. Что-нибудь передать?

- Нет, спасибо. Я позвоню позже.

Через час трубку поднял сам Панюшкин. Я сразу узнал его голос, его сильные, упругие "о", которые явно возвышались над другими звуками.

- Чего ты теряешь время?! - закричал он в трубку. - Приезжай. Я жду. Ты где? На Таганке? Отлично.

Садись на радиальную линию и через полчаса будешь у меня.

Нажимая кнопку звонка, прислушиваясь к шагам за дверью, к щелканью замка, я все больше волновался. Дверь мягко открылась. На пороге стоял Панюшкин. Невысокий, плотный, с редкими седыми волосами, глубоко сидящими синими глазами и крупным четким ртом. На нем были мягкие домашние туфли, пижамные брюки и теплая суконная куртка.

- Прошу! - сказал он, сделав большой шаг назад и широким жестом приглашая в квартиру. И я опять услышал это его "о". - Стол накрыт, а я никуда не тороплюсь. Ах, черт! - воскликнул он и с размаху ударил тыльной стороной ладони о телефонную полку. - Я ведь тебя забыл! Начисто! Будто и не было тебя никогда! Вот дает старик, а?!

- Да, - согласился я, - мы не виделись с тех самых пор, когда приезжала Комиссия в январе... Помнишь? Еще Пролив все никак не хотел замерзать...

- Комиссия? - переспросил он. - Какая Комиссия?

- Ну как же, Николай Петрович! Которая приехала снимать тебя с занимаемой должности.

- Точно! - воскликнул он. - Была такая! Ах ты, ядрена шишка!

Панюшкин как-то замер, и, хотя смотрел мне прямо в глаза, я понял, что он не видит меня, что он смотрит сквозь эти несколько лет, в ту яростную зиму, когда при тридцати градусах мороза никак не хотела замерзать бешено несущаяся вода Пролива, когда он, Николай Петрович Панюшкин, по прозвищу Толыс, воевал со своим возрастом, с начальством, с Тайфуном, воевал, несмотря на то, что по всем статьям уже вроде давно должен был сдаться, когда его толкали к этому из самых лучших побуждений друзья и не из самых лучших - недруги...

- А ведь в самом деле была такая Комиссия... Прилетела она, помнится, а тут все летит вверх тормашками, какое-то преступление, допросы, очные ставки...