Василий Брусянин: Вешний снег

При виде мужа, обрюзглого, с багровым лицом, мутными глазами и с трясущимися руками, Наталья Ивановна приходила в ужас.

Теперь ей уже нередко приходилось оставаться около больного в качестве сиделки. В минуты просветления Борис Николаевич брал руку жены, целуя, гладил её своими трясущимися пальцами и негромко, прерывающимся голосом, говорил:

— Ты не сердись на меня, Наташа, мой дружок… Из-за меня ты здесь остаёшься, а тебе надо работать… Газетная работа — святая работа, и я отрываю тебя от неё… Скоро, голубчик, всё это пройдёт, скоро… Только ты не отказывай мне в этом… — и он жестом ослабевшей руки указывал на бутылку с водкой.

Она как лекарство наливала в стаканчик водку и передавала мужу. Он выпивал, морщась и кашляя, и затихал, забрасывая на подушку голову с полузакрытыми глазами.

— Да… скоро всё это пройдёт, скоро… Я чувствую, что это последний пароксизм. Я отравлю в себе остатки того ужасного червячка, который сосёт моё сердце, и буду здоров душой и телом, — тихо говорил он, лёжа на подушке с закинутой головою. — Я сам раньше не верил в свои силы, думая, что воля моя порабощена… Оказывается, это неправда: я возрождаюсь к новой жизни… да… к новой…

Последних слов Наталья Ивановна не понимала и, когда Борис Николаевич замолкал, она тихо поднималась, уходила в соседнюю комнату и принималась за работу, которая в таких случаях не спорилась и тяготила молодую женщину.

Всю зиму она жила в отчаянии, наблюдала, как постепенно угасает жизнь близкого и дорогого ей человека. Она по прежнему любила его, с болью за своё бессилие помочь, искала способов, чем бы можно было исцелить мужа, и результатом этого явилось ещё большее отчаяние.

Весною с Борисом Николаевичем произошла какая-то непонятная перемена. Он вдруг бросил пить, оставил постель, расстался со своим летним пальто, заменив его пиджаком, но вся эта перемена не порадовала Натальи Ивановны.

Он стал необыкновенно угрюм и молчалив, нередко выходил из дома и бродил по узким улицам дачной местности. Возвращаясь домой усталым и ещё больше угрюмым, он брал в руки газету, делая вид, что читает, и всё обдумывал что-то упорно и не поверяя своих дум близкому человеку.

Когда растаял снег и пахнуло весною, Борис Николаевич собственноручно выставил вторые рамы окон, открыл на террасу дверь и, когда из города возвращалась Наталья Ивановна, торжественно объявил о наступлении весны.

— Теперь не будет этих противных зимних вьюг! — говорил он, улыбаясь. — Ты смотри, как светит солнышко, скоро лопнут на берёзах почки и трава зазеленеет.

Глядя на мужа, Наталья Ивановна радовалась: он показался ей иным, каким она давно уже его не видала.

Борис Николаевич обил парусиною террасу, посыпал дорожки садика песком и большую часть дня теперь проводил на воздухе. О водке он, как будто, совершенно забыл за это время и, в этом отношении, перестал беспокоить жену.

Как-то раз, после тёплого ясного дня, Борис Николаевич настоял, чтобы вечерний чай был подан на террасу. Наталья Ивановна уступила просьбе мужа, и они отпраздновали встречу весны чаепитием на террасе. Одевши тёплый жакет и накинув на плечи платок, Наталья Ивановна добродушно посмеивалась над мужем, но, наконец, и ему пришлось одеть пальто и шляпу.

— А всё-таки хорошо весною! — говорил он. — Я чувствую какой-то новый прилив сил! Радость какая-то на душе!..

Он смотрел на оголённые ветви берёз и издали силился рассмотреть тёмно-красные почки, готовые лопнуть и распуститься зелёными листочками.

— Только опять что-то небо понахмурилось, — через минуту продолжал он и с тоской в глазах посмотрел на тёмные лохматые облака, плывшие над верхушками деревьев.

Вечером они сидели на даче, где пришлось затопить печь, так как к ночи температура упала, подул резкий ветер с дождём, в саду закачались верхушки деревьев. Слышался шум дождя и шелест веток.

Борис Николаевич несколько раз подходил к окнам и пристально всматривался в сумрак ночи, проклиная непогоду.

Ночью он спал плохо, а когда проснулся утром и, дрожа всем телом от холода, вышел в зал и заглянул в окно — настроение его разом упало.

— Наташа, выпал снег! — с горечью в голосе сообщил он, разбудив жену.

— Ну, так что же?.. К обеду растает…

— Нет, так досадно!.. Травка начала зеленеть и вдруг — снег…

Недовольный женою, он вышел на террасу и осмотрелся.

Гладкие дорожки сада были застланы тонкой пеленой снега, белыми пушистыми шапками насел снег на столбы изгороди, и зелёные палицы сосен и елей отвисли под тяжестью мокрого снега. По небу тянулись тёмные пушистые облака, ронявшие капли дождя и тяжёлые снежинки.