Натиг Расул-заде - Дорога в ад

"Боже, - подумал мужчина, содрогнувшись на миг в душе своей, - Не повтори в нем, Боже, мою судьбу".

Ему даже не пришло в голову, что сына можно усадить к себе на колени, утереть ему слезы, приласкать... Да мало ли что можно... Мало ли что на его месте сделали бы другие, нормальные отцы. Он вспомнил об этом запоздало: мальчик перестал плакать и теперь сидел рядом, мрачный, тяжелым, недетским взглядом упираясь в мохнатые ели напротив скамейки.

Мужчина тяжело вздохнул, чувствуя свою беспомощность и заискивающе произнес:

-Хочешь, немного погуляем?.. Хочешь на бульвар пойдем? - он говорил заискивающе, как жизнь научила говорить его с людьми, потому, что с собственным сыном говорить жизнь его еще не научила.

А мальчик, расслышав эту фальшивую нотку в его голосе, передернулся, она больно ударила по душе его, захлестнула горло. Он презрительно хмыкнул, решив, что своим презрением перечеркивает фальшь, невольно прозвучавшую в голосе отца. Но мужчина уже перестал заглядывать ему в лицо и никак не среагировал, а может, даже не расслышал, и мальчик понял, что не удалось, так резанувшая душу фальшь, исходящая от родного человека, и осталась висеть в воздухе между ними, звеня в его ушах. Подчеркнуто-равнодушным голосом мальчик ответил:

- Что ж, пойдем.

Отец, как ему показалось, даже обрадовался тому, что мальчик среагировал на его слова, тут же резво поднялся со скамейки, взял вялую руку мальчика в свою и сказал:

- Конечно, так сидеть - замерзнуть можно, лучше погуляем. Мальчик убрал руку, спрятал в карман.

- Не маленький, - хмуро произнес он. - Так пойдем.

- Ты карман запачкаешь, - сказал тоскливо мужчина и потом с огромным усилием спросил, - Я, может, обидел тебя чем-нибудь?

- Нет! - крикнул мальчик, выплеснув в крике всю накопившуюся в душе горечь.

- Что же ты кричишь? - тихо, устало спросил мужчина и вдруг подумал, что ничего ведь не знает про этого мальчика, не понимает его и может, даже не старается понять, и где уж ему разгадывать малейшие движения его души, распознавать странности поведения. Он вздохнул и обвинил в этом только себя, но от этого не стало легче. Да и мальчику от этого не легче, подумал он, нужно наверстать, нужно привыкнуть к нему, почаще, побольше бывать с ним, ведь он такой одинокий!

Они шли по бульвару вдоль берега моря. Стояла поздняя осень. Ветрено и прохладно, море черное, звезд нет. И дождь сеялся не переставая, нудный, мелкий, колючий. Они шли молча, и каждый думал о своем.

- Я пойду домой, - сказал вдруг мальчик.

- Тебе холодно? - спросил мужчина.

- Домой пойду, - повторил мальчик, не отвечая на вопрос. - Поздно, ругаться будет.

Он не сказал: мама ругаться будет. Он вообще старался, как можно реже упоминать это слово - мама, такое обычное и любимое для других детей.

Мужчина взглянул на электрические часы на башне высотного дома: одиннадцать.

- В самом деле, поздновато, - сказал он. - Тебе спать пора, ведь завтра в школу, а?

- Завтра воскресенье, - равнодушно напомнил мальчик.

- Ах, да, да! - деланно хохотнул мужчина и шлепнул себя по лбу.

- Забыл... Знаешь, как оно бывает... забегаешься, уж и дней недели не помнишь... а я ведь часто теперь и по воскресеньям работаю, и поэтому мне...

- До свиданья, - тихо сказал мальчик, не глядя на него. Мужчина замолчал, молча протянул руку и пожал холодную ладошку мальчика. Тот повернулся и пошагал прочь. Он удалился - маленькая светлая фигурка, такая беззащитная на огромном пустынном пространстве бульвара. Мужчина растерянно смотрел ему вслед. Потом, словно очнувшись большими торопливыми шагами пошел за ним, догнал, взял за плечи, повернул лицом к себе.

- Послушай, послушай, - взволнованно заговорил он. - Мы уедем, я увезу тебя, обещаю. Обязательно. Будет грузовик, все будет, как ты хочешь... Будешь в нем жить и путешествовать... Мы будем кататься по дорогам, все время кататься...

Мальчик вдруг поморщился, как от боли.

-. И я брошу, обещаю тебе, честно, брошу эту гадость... и тогда никто не посмеет назвать твоего отца наркоманом, никто не посмеет.. Я буду всегда с тобой, мы начнем жить сначала, и никогда не будем вспоминать наше прошлое... Я буду работать, ты ходить в школу... И грузовик, мы будем ездить по разным дорогам, как ты хочешь, будем ездить по самым красивым дорогам, которые только есть на свете... И я никогда, никогда больше не буду колоться, и никогда не дам тебя в обиду, мы будем вместе, всегда вместе, - говорил мужчина задыхаясь, захлебываясь словами, стараясь убедить, чтобы его жалкие, липкие слова заставили бы мальчика поверить ему, он говорил все это, но одна прилипчивая мысль вертелась в мозгу и не хотела исчезнуть - "мне одна дорога - дорога в ад", - думал он, и потому, все, что он говорил звучало еще менее убедительно под давлением этой мысли.