Натиг Расул-заде - Нонсенс

С дочерью тоже неувязочка вышла. Муж ее, после одного, в общем-то, довольно пустякового случая, близко к сердцу приняв этот самый случай, ожесточился против тестя, в свое время отвалившего за дочерью солидное приданое - что было успешно забыто зятем, - и стал помаленьку да потихоньку, постепенно да планомерно настраивать жену против ее собственного папеньки, что ему вполне и удалось в сжатые сроки и, можно сказать, с перевыполнением поставленной перед собой задачи: мало того, что дочь была настроена против отца, она и детям, то есть внукам Кязыма, старалась привить неприязнь к деду. Просто Кязым вполне резонно считал, что сорокадвухлетней дочери и сорокасемилетнему зятю уже давно приспела пора жить своим умом, быть самостоятельными и не надеяться на папеньку, ну, хотя бы потому, что сами они уже больше двадцати лет являются папенькой и маменькой. Но мысли старого Кязыма не совпадали с мыслями дочери, зятя, сына и прочих, вследствие чего и возникали разногласия и конфликты. Все они: и дочь, и сын, и зять, и невестки - первая и вторая - и даже не совсем близкие родственники хотели надеяться на то, что вскорости старость и преклонные годы возьмут свое, что природа и в данном конкретном случае не изменит своим законам, благодаря которым старое не молодеет, а, напротив, дряхлеет и умирает, и, отойдя в лучший мир, добрый раб божий не забудет их и что-нибудь оставит. Короче говоря, люди, состоявшие в близких родственных отношениях с Кязымом, желали ему - из добрых побуждений, видимо, - чтобы он поскорее отошел в лучший мир. И всех их очень удручал цветущий вид Кязыма, и некоторые усматривали в упорном нежелании старика болеть и умирать какое-то патологическое упрямство, видимо, и придававшее ему силы жить. Хотя всей остальной части человечества, не претендовавшей на наследство Кязыма, он казался вполне обычным, несколько чуть более энергичным для своих лет, не утратившим вкуса к жизни стариком. Ни больше, ни меньше. Когда же до сына, дочери и иже с ними вдруг дошел слух, что отец в свои почти восемьдесят лет надумал жениться, они пришли в неописуемый ужас. Тут же были призваны лучшие силы из родственных резервов и брошены в бой. Молодая, которая и в самом деле оказалась если уж не первой молодости, то, во всяком случае, по сравнению со стариком совершенной девчонкой - лет сорока - сорока двух, была успешно выслежена и опутана сетями коварства. Впрочем, сети оказались для нее скорее паутиной воздушной, непрочной. Она же была далеко не мухой. Она невозмутимо выслушала рассказ о странностях и чудачествах старика, чтобы не сказать больше, о его старой, можно сказать, неприличной болезни и еще о многом, а выслушав, сообщила, что у нее есть законный супруг и ни за кого больше выходить нет решительно никакого желания. Тут родственники ненадолго воспряли духом.

Впрочем, перелом в трудовой жизни (имеется в виду выход на пенсию) не очень-то болезненно отразился на психике Кязыма. Старость свою он обеспечил (мало того, злые языки утверждали, что он мог бы содержать небольшой дом призрения для престарелых где-нибудь на окраине Баку; однако не будем относиться к слухам более серьезно, чем они того заслуживают) и теперь только взял себе в привычку вместо работы ходить ежедневно на приморский бульвар. Там, среди стариков, таких же пенсионеров, как он сам (таких же, да не совсем, сами понимаете), заядлых доминошников и нардистов, он крепко ввел в обычай любую партию играть на интерес, хотя бы по копеечной ставке, но непременно на интерес, чтобы игра сделалась острее. Скоро это ему прискучило. Энергия искала выхода. И так как теперь он часто проводил свое время на бульваре, то, не мешкая, нашел нужных людей и поделился с ними своими планами возможной очистки моря от нефти со стороны одного участка бульвара и организации на этом небольшом участке прекрасно оборудованного пляжа, который - вот увидите - с лихвой оправдает себя в первый же сезон, и людям будет удобнее, отпадет необходимость тащиться на ближайший, не очень хороший пляж в десяти километрах от бульвара, ездить в переполненном автобусе, где тебя так стискивает толпа, будто задалась целью к концу поездки сделать на четыре размера меньше. Лично я никогда не ездил в автобусах, счел нужным прибавить Кязым, но надо же о людях подумать. Выслушали, качнули головой, усмехнулись. Подумали: фантазер. Старик еще много чего придумывал, полностью теперь предоставленный самому себе, как ребенок, которого наконец-то оставили одного дома с кисточкой, красками и девственно-чистыми стенами. Но все его идеи оказывались на уровне, как бы тут помягче выразиться? - прожектов. Скучновато становилось на пенсии. Надо было срочно что-то придумать.