Натиг Расул-заде - Среди призраков

- Тебе кажется, что теперь мне до тебя?

- Я не выдержала, - сказала она тогда, произнесла это очень просто, как констатируют факты.

- Я понимаю, - сказал он, помолчал немного и даже для себя неожиданно выпалил: - Давай поженимся, Рена.

Она отнеслась к его предложению спокойно, даже без всякого почти воодушевления или радости, словно давно привыкла к мысли, что когда-нибудь он скажет это. А он в эту минуту подумал, что действительно странно, ведь они никогда не говорили о женитьбе.

Но спокойствие, с которым она восприняла его предложение, слегка задело его, и он спросил:

- А что бы ты делала, если б я не предложил поже питься?

Она неопределенно пожала плечами.

- Ничего, -сказала она. - Жила бы дальше...

- Нет, я спрашиваю о.твоем состоянии... О ребенке...

- Я давно уже решила, - сказала она и замолчала вдруг.

- Что именно? - спросил он.

- Решила оставить ребенка, - сказала Рена. - И можешь не тратить понапрасну сил, ты меня не отговоришь.

- Я и не собирался, - сказал он как-то слишком уж вяло.

Рена поговорила с родителями. Отец ее категорически от казал, лишь только увидел Закира, сославшись в кругу семьи, когда ушел Закир, на то, что не раз встречал этого парня в кругу сомнительных типов, бандитского вида ребят, когда после работы своим обычным маршрутом возвращался домой... Да и отец его, как сам он сообщил, в тюрьме сидит, так что... Напрасно Рена уговаривала его, напрасно убеждала, что Закир с отцом - это совершенно разные люди и что хулиганское прошлое не помешает ему теперь, когда он решил для себя твердо вернуться на правильный путь, - отец Рены оставался непреклонным.

Мать металась между ними, не зная, к кому примкнуть окончательно, поддерживая попеременно то дочь, то мужа. Разразился скандал.

Однако Рена не хотела отступаться от своего. Выждав время, как ей казалось, вполне достаточное для того, чтобы родители, особенно не очень отходчивый отец, успокоился, Рена решилась, и, так как отец с матерью не могли заметить внешних признаков, она объявила им, что беременна и выйдет замуж.

Разразился еще один и еще более ужасный скандал с материнскими проклятиями и побоями взбешенного отца, в результате чего у Рены случился выкидыш, и она потеряла много крови.

Ее положили в больницу. Закир приходил навещать ее каждый день, но его поначалу не пускали к ней, так как она была очень слаба. В первый раз войдя в ее палату, он увидел большие, запавшие, потемневшие глаза, устремленные на дверь, которую он открыл, на него, вошедшего, будто она, не переставая, ждала его, увидел покрупневшие, печальные глаза, страшно исхудавшее лицо, и что-то больно крикнуло в нем, сдавило горло.

Ее пока нельзя было особенно тревожить, и Закир сидел рядом, улыбаясь во все время своего визита какой-то приклеенной, искусственной улыбкой, чтобы она поняла, что у него все обстоит превосходно, и не беспокоилась, сидел с букетом хризантем на коленях, пока дежурная медсестра не пришла за ним и не увела его. Он так и ушел с цветами.

Когда она выписывалась из больницы, Закир заехал за ней и повез к ней домой. Временно, сказал он ей твердо, скоро я заберу тебя. Мать ее была дома одна, отец запретил ей ездить в больницу за дочерью, и она сидела дома, на стуле, прямо за входной дверью, вздрагивая от любого шума на площадке, принимая любой шорох за ее шаги. Впрочем, запреты запретами, а увидев дочь, она расплакалась, так что и Закиру, и Рене стоило больших трудов успокоить ее. Наконец истерика у матери Рены прошла. И, дождавшись этой минуты, Закир, обращаясь исключительно к Рене, еще раз повторил то, что говорил ей в такси. Временно будешь здесь, сказал Закир и еще раз, подчеркивая, повторил, временно, потом я тебя заберу... Сам еще не зная, как это произойдет, но твердо уверенный - произойдет обязательно.

* * *

Лечение страшной болезни - наркомании при всей успешности этого лечения проходило очень тяжело; временами врачам казалось, что больной вот-вот сорвется, что еще немного - и он не выдержит и вернется на прежний путь. Закиру приходилось напрягать всю свою волю, о существовании которой в себе в столь мощных концентрациях он раньше и не подозревал; хоть его временами и выворачивало наизнанку от лечения - и в прямом и в переносном смысле, - он крепился изо всех сил, держался, чего бы это ему ни стоило. Врачам это обстоятельство весьма помогало: ведь, пожалуй, самым главным в лечении наркомании и алкоголизма было то, чтобы пациент сам хотел бы излечиться, чтобы он был убежден, что лечение необходимо, и страстно желал бы избавиться от своей жестокой болезни, заставляющей людей терять человеческий облик. А тут как раз это обстоятельство было налицо - Закир сам стремился вылечиться и всячески помогал врачам и протекающему лечению. Кроме того, было еще одно немаловажное обстоятельство, а именно: болезнь, при всей ее запущенности, при всем том, что Закир уже по-настоящему привык к анаше и вроде бы, как ему казалось до лечения, не мог обходиться без наркотика, срок потребления Закиром анаши все же был относительно небольшим, и такой пациент-наркоман вполне мог быть излечен, что придавало врачам еще большую уверенность, что труд они тратят не понапрасну. А труд, надо сказать, был большой - нужно было видеть, как обливался потом психотерапевт, проводя с Закиром сеансы внушения и перейдя от них к сеансам гипноза, как к более радикальным. Наутро после таких сеансов Закир приходил в школу почти в изнеможении, спал на уроках, положив голову на руки, и сквозь полубессознательное состояние, сквозь дрему слышал приглушенные звуки голосов в классе.