Николай Лейкин: С визитами

Первый день Пасхи. Купеческое семейство. В углу накрыт большой стол с закуской: окорок ветчины, окорок телятины, фаршированная индейка, соленья, пасха, масло в виде лежащего на тарелке барана и целая батарея бутылок. Хозяина дома — дома нет. «Сама» и старшая дочка принимают визиты. Разряженные донельзя и напудренные, они сидят на диване и только и думают, как бы не измять платья. Тут же и восьмилетний сынишка в синеньком пиджаке. Он прыгает перед ними на одной ножке и напевает стихотворное поздравление с праздником, прочитанное им отцу и матери после заутрени.

— Христос воскрес и к жизни вечной нам путь открыла благодать! — твердит он.

— Да уймись ты! — восклицает дочка. — Маменька, дерните его за вихор! Что он словно маюта перед глазами мается!

— Ах, душенька! Дерни сама! Я уж и то совсем раскисла, — лениво отвечает мать. — Шутка ли, целую заутреню и обедню выстоять и, почитай, больше чем с сотнею разного народа перехристосоваться! Губы и то словно сафьянные. Уж хоть бы поскорей эти визиты кончались!

— А вы зачем в настоящую? Делайте как бы без чувств, просто со щеки на щеку.

— Ох, не умею я эдак! Да к тому же мужики прямо в губы лезут. Давеча крючники от тридцати ломовых закладок пришли… А приказчики из наших лабазов? А дворники? Потом еще каких-то солдат с десяток привалило.

Раздается звонок. Дамы оправляются. Вбегает молодой гость во фраке.

— Христос воскрес!

— Воистину…

Гость христосуется с маменькой. Дело доходит и до дочки.

— Я ни с кем не христосуюсь, — жеманится она, однако соглашается.

— Врет! Врет, — откликается ее братишка. — Давеча с Михаилом Иванычем так даже два раза христосовалась: один раз в зале при всех, а другой раз одна, в коридоре. Вот так! Раз, два, три! — считает он поцелуи. — Ну, теперь на загладку лизни языком…

— Эдакий мерзкий мальчишка! Другой и в самом деле поверит!

Гость садится.

— Где изволили у заутрени быть? — спрашивает он.

— У Владимирской. А вы?

— А мы у Иоанна Предтечи. С Марьей Дмитриевной Андроновой дурно сделалось.

— Ну, это она нарочно… Рюмочку винца… да закусить… ветчинки?.. — предлагает гостю хозяйка.

— Увольте… Признаться сказать, после заутрени по-накинулись на нее, и теперь глаза бы не глядели… Куда ни придешь — везде ветчина…

— Мне и самой она претит, ну да что делать…

— Прощайте. Семену Семенычу поклон… Верно, с визитами уехал?

— Да; сначала, пока в свежести-то, к приютскому генералу уехал, ну а потом по знакомым…

Гость уходит. Входит второй. Христосованье, вопрос: «Где были у заутрени?»

— У Исакия, — отвечает гость. — Лет семь уже собирался… Восторг, я вам доложу!.. Купол освещен… народу страсть… просто хоть по головам ходи!.. У меня фалду у сюртука оторвали, а Лука Иваныч калошу потерял… Теснота, давка! Одну женщину на руках вынесли… Но поют — век не забуду!

— Водочки… да закусить ветчинки?..

— Водкой зубы пополощу — извольте, а ветчины — ни Боже мой! И то сегодня гофманские капли принимал. На Страстной-то неделе, знаете, всякую дрянь ели, а тут после заутрени и понабросились на ветчину да на яйца… Фунта полтора съел…

— Ох, уж и не говорите! Я сама… а теперь скверно. Но все-таки без ветчины нельзя…

Посетитель «полощет зубы». Входит еще гость, очень франтоватый и красивый. Поцелуи.

— Где изволили у заутрени?..

— У глухонемых… — отрезывает гость, не дожидаясь окончания вопроса. — Поют только плохо…

— Ну, с глухонемых и требовать нельзя… — говорит хозяйка.

— Да вы думаете, они сами? Нет, любители какие-то. Где же глухонемым петь!

— Да ведь их учат… Они и на фортепианах играют и поют… и на скрипке…

— То слепые, маменька… В институте слепых… — поправляет дочь.

— Ну, подишь ты, а я перепутала! Закусить?.. — предлагает она гостю. — Ветчинки…

— Лучше ложку дегтю, а уж отнюдь не ветчины! Верите ли, один день только поел, а уж…

— Да, все жалуются… Впрочем, если с водкой, так ничего… Скушайте кусочек…

— Не могу-с, ей-Богу, не могу! И то целый день мятные лепешки ем…

— Не знаю… Иным ничего… Давеча священники были, так пол-окорока съели…

Еще гость. Еще христосованье.

— Представьте, Варвара Захаровна! — восклицает он. — Нес вам двухжелтковое яйцо от своих кур и в кармане раздавил! А яйцо-то оказалось всмятку… Такая оказия!

— Ах, Боже мой! Ведь эдак вы весь фрак испортите… Ну, выкушайте винца за это… да вот ветчинки…