Николай Лейкин - Орест и Людмила

Вотъ и еще мѣсяцъ прошелъ, а я по-прежнему въ дѣвицахъ. Говорятъ, что весною мужчины нѣжнѣе и влюбчивѣе, но тридцатую весну живу, а что-то этого не замѣчаю. Нынче послѣдній годъ маменька наняла дачу. «Ужь ежели, говоритъ, ты и нынѣшнимъ лѣтомъ не сумѣешь себѣ подцѣпить мужа, то переѣдемъ куда-нибудь на Пески или на Петербургскую сторону и будемъ тамъ жить безвыѣздно. По крайности тамъ хоть какой нибудь чиновникъ наклюнется, который возьметъ тебя изъ-за пары платья да изъ-за шинели съ енотовымъ воротникомъ». Я много плакала. Какъ хотите, за чиновника да еще въ придачу къ енотовому воротнику выходить не хочется. Ахъ, ежели бы мы были богаты, а то на маменькину пенсію немного разгуляешься! А вѣдь выходятъ же замужъ и бѣдныя за богатыхъ. И не лучше меня да выходятъ. Чѣмъ я хуже другихъ? Сердце у меня нѣжное, шиньонъ всегда роскошный, талія въ корсетѣ стройна, а въ лицѣ даже и въ сильный жаръ матовая блѣдность. Кромѣ того я столбовая дворянка, и настолько древняго рода, что одного нашего предка еще при Іоаннѣ Грозномъ били батогами нещадно и отрѣзали носъ и уши.

Вотъ уже болѣе недѣли какъ мы живемъ на дачѣ на Черной рѣчкѣ, а я еще ни разу не разговаривала ни съ однимъ мужчиной, хоть сколько-нибудь похожимъ на жениха. Каждый день хожу въ Строгоновъ садъ съ книжкой и сидя на скамейкѣ читаю въ уединеніи, но мимо проходятъ или гимназисты съ собаками или семейные мужчины съ женами. Замѣчательно, что ни офицеровъ, ни молодыхъ людей совсѣмъ не видно. А все трактирная жизнь и нигилизмъ виноваты! Ни кого не тянетъ къ семейному очагу, а всѣ наровятъ больше или на «Минеральныя воды», или въ Демидовъ садъ. Нужно бы было по вечерамъ ходить въ Благородное собраніе, тамъ холостыхъ очень много, но у маменьки пенсіонная книжка въ залогѣ и деньги всѣ прожиты. Дома всего четыре рубля, а дворникъ ходитъ къ намъ по два раза въ день и проситъ денегъ за дачу.

Сегодня сидѣла въ Строгоновомъ саду, слушала щебетаніе птичекъ, мечтала, и вдругъ вспомнила о немъ, о моемъ миломъ Владимірѣ. Это былъ молодой уланскій корнетъ съ удивительно любящимъ сердцемъ. Онъ былъ влюбленъ въ меня до безумія и хотѣлъ просить у маменьки моей руки; въ случаѣ отказа хотѣлъ застрѣлиться, но злые языки начали говорить, что онъ выдалъ фальшивые векселя и принужденъ былъ бѣжать. Но я не вѣрю въ это! Нѣжныя сердца на это неспособны. Мечтая о немъ, и сама не знаю какъ нацарапала на скамейкѣ булавкой слѣдующее: «нѣжный другъ, гдѣ ты? Явись! Тебя ждетъ по прежнему любящая тебя Людмила».

Вотъ ужъ мѣсяцъ какъ живу на дачѣ въ Новой деревнѣ. Нанимаю за пятнадцать рублей въ лѣто каморку у парикмахера. Слава Богу, что теперь начались теплые дни, а то, въ началѣ весны, особенно по ночамъ, было такъ холодно, что зубъ-на-зубъ попасть не могъ. Укрылся бы да и укрыться не чѣмъ: халатъ и теплое одѣяло въ залогѣ за три рубля, а деньги пошли на задатокъ за дачу. Въ карманѣ всего полтинникъ и въ перспективѣ нуль. Вся надежда на пріобрѣтеніе мѣста или на выгодную женитьбу. Ежели бы какая-нибудь сваха взялась меня женить на десяти тысячахъ, три тысячи бы ей изъ нихъ отвалилъ. Когда у меня деньги — я щедръ. Цѣлый день бѣгаю по Новой деревнѣ и по Черной рѣчкѣ и ищу знакомствъ, но дачники какъ-то туго знакомятся. А пріятно имѣть знакомства. Во-первыхъ, можно всегда пообѣдать, а во-вторыхъ, дочки и племянницы… Ежели съ хорошимъ приданымъ, то можно и увезти, обвѣнчаться, а потомъ старикамъ въ ноги, и дѣлу конецъ. Вѣдь дѣвушки глупы.

На дняхъ познакомился съ одной много семейной дамой. Сегодня гулялъ съ ней по Черной рѣчкѣ, переносилъ ея ребятишекъ черезъ лужи, дѣлалъ имъ свистульки изъ травы, пѣлъ пѣтухомъ и все думалъ, что пригласитъ обѣдать — не тутъ-то было! Разсказала, что у ней сегодня ботвинья и жареный поросенокъ съ кашей, и распрощалась. Да еще спрашиваетъ: «гдѣ вы, обыкновенно, обѣдаете, мосье?» «У Доротта», говорю, а въ душѣ послалъ ее ко всѣмъ чертямъ. Дѣлать нечего, купилъ въ лавочкѣ полъ-фунта колбасы и булку и отправился обѣдать въ темную аллею Строгонова сада. Лишь только съѣлъ свою порцію, какъ вдругъ на скамейкѣ замѣтилъ нацарапанное булавкой чье-то душевное изліяніе. Какая-то Людмила взываетъ къ другу и проситъ его явиться. Вынулъ карандашъ и написалъ: «я былъ здѣсь и мечталъ о тебѣ неземная Людмила. Орестъ». Почемъ знать можетъ быть завяжется романъ, а съ нимъ вмѣстѣ придетъ и мое счастіе. Влюбиться въ меня не мудрено: я молодъ, недуренъ собой и только мѣсяцъ назадъ ухитрился сшить въ долгъ новую пару платья.