Николай Лейкин: На заработках

— Вишь, утренникъ-то какой! сказалъ онъ. — Къ парникамъ теперь и приступить нельзя, не токма чтобы ихъ открывать и полоть въ нихъ, а я дармоѣдовъ набралъ. Ближе какъ къ девяти часамъ утра и рогожъ снять съ рамъ невозможно, а то все зазябнетъ. Когда тутъ пропалывать!

Мужики и бабы слушали и стояли, какъ виноватые.

— Да ужъ отъ сорока мучениковъ завсегда по утрамъ сорокъ утренниковъ, сказалъ маленькій, тщедушный мужикъ-работникъ съ клинистой бородкой.

— Всегда! передразнилъ его хозяинъ. — Такъ на что-жъ я вчера четырехъ новыхъ дармоѣдокъ набралъ? Зобы-то хозяйскими харчами зря набивать у меня и прежнихъ рабочихъ было достаточно.

— А ужъ это твоя воля хозяйская.

— Когда тутъ парники откроешь изъ-за эдакаго мороза!

— Не плачься, хозяинъ. Солнышко взойдетъ и живо нагрѣетъ.

— А пока оно нагрѣетъ, вы будете сидѣть сложа руки? Думаешь, что это очень пріятно хозяину? Какъ-же, дожидайся! Пейте чай скорѣй, да начинайте до парниковъ-то старыя кочерыжки изъ грядъ выдергивать.

— Что прикажешь, то и дѣлать будемъ.

Въ избѣ между тѣмъ возились уже всѣ женщины, помогая Аринѣ, назначенной на сегодня въ стряпки. Однѣ мели полъ швабрами, другія суетились около грязнаго ведернаго самовара, засовывая въ его трубу зажженыя лучины. Сама Арина растапливала печь. По избѣ носился дымъ и, смѣшавшись съ испорченнымъ за ночь отъ ночлежниковъ воздухомъ, представлялъ изъ себя убійственную атмосферу.

Вскорѣ печь запылала, вентилируя избу, и воздухъ началъ очищаться. Черезъ четверть часа самоваръ былъ поставленъ на столъ. Хозяинъ, все еще хмурый, заваривалъ чай, выложивъ на столъ грудку колотаго сахара на синей бумагѣ.

— Посуды у меня всего только шесть чашекъ да стаканъ. Чѣмъ пить чай поочереди-то, такъ вы купите себѣ, каждая баба, по посудинѣ,- сказалъ онъ.

— Милый, да изъ какихъ доходовъ покупать-то?.. — замѣтила одна изъ женщинъ. — Самъ знаешь наши достатки: пятіалтынный въ денъ, да еще больничный рубль и за прописку паспорта тебѣ зажить надо.

— Ну, ужъ тамъ какъ знаете, а послѣ Фомина воскресенья я свою посуду въ сундукъ уберу. Кто изъ чего хочетъ, тотъ изъ того чай и лакай. У меня рабочимъ хозяйскихъ чашекъ и стакановъ не полагается. Арина! Да что-жъ ты зря топчешься! Сними съ полки каравай хлѣба, да накромсай его на куски. Это твое дѣло, стряпушье.

Громыхая по полу сапогами, курносенькая дѣвушка сняла съ полки большой хлѣбный каравай и, запасшись ножомъ, начала разрѣзать его на ломти.

— Пусть мужики сначала напьются чаю, а когда посуда освободится, могутъ и бабы съ дѣвками пить, скомандовалъ хозяинъ и разлилъ въ чашки и стаканы жидкій чай.

Самъ онъ пилъ изъ стакана, молча, угрюмо, наливая чай на блюдечко и громко схлебывая его. Женщины въ это время жевали ломти хлѣба, круто посыпая ихъ солью. Одинъ изъ мужиковъ, дабы какъ-нибудь вывести хозяина изъ мрачнаго настроенія, выпивъ первую чашку чая, сказалъ:

— Ежели солнышко будетъ припекать по вчерашнему, то въ концѣ будущей недѣли можно ужъ будетъ въ парникахъ съ сотню огурцовъ снять.

— Да, дожидайся! мрачно отвѣчалъ хозяинъ.

— Да вѣдь ужъ большія завязи есть. Ей-ей… Я вчера смотрѣлъ, такъ подъ рамами около забора — во какіе огурчики.

— Ну, не мели вздору. Пей, да напившись иди кочерыжки вытаскивать.

Наступила пауза. Слышно было только, какъ жевали уста и раздавались всхлебыванія чая. Черезъ минуту началъ другой мужикъ:

— Теперича ежели такая ясная погода стоять будетъ, то завтра, я такъ предполагаю, можно и подъ луковое перо пятокъ грядокъ приготовить. Луковый сѣянчикъ — онъ утренника не боится.

Хозяинъ промолчалъ.

Вскорѣ мужики кончили чаепитіе и уступили свое мѣсто женщинамъ. Арина все еще возилась около печи, моя котелъ въ лахани. Хозяинъ стаскивалъ съ широкой полки кульки и выдавалъ ей провизію на хлебово для обѣда. Отсыпалъ овсяныхъ крупъ, положилъ нѣсколько горстей сушоныхъ снятковъ на деревянную тарелку, отдѣлилъ изъ находившагося за перегородкой мѣшка картофелю въ корзинку, далъ соли, кислой капусты и для каши гречневой крупы. Сдѣлавъ все это, онъ сталъ торопить женщинъ поскорѣй пить чай и идти на работу, вытаскивать изъ грядъ кочерыжки. Чай ужъ давно былъ спитъ, а потому женщины тотчасъ опрокинули чашки и стали выходить изъ избы.

На огородѣ начался рабочій день.

Около десятка женщинъ въ душегрѣйкахъ и три мужика въ шерстяныхъ фуфайкахъ шли по огороду мимо парниковъ, направляясь къ прошлогоднимъ капустнымъ грядамъ, изъ которыхъ торчали кочерыжки отъ срубленныхъ кочней. День начинался ясный, но утренній морозъ еще не ослабѣвалъ, хотя солнце уже поднялось на горизонтѣ. Отъ парниковъ, прикрытыхъ рогожами и соломенными щитами, виднѣлся легкій паръ, выходящій въ щели рамъ.