Дмитрий Мамин-Сибиряк - Старый шайтан

— Благодарите бога, что в конце июля нет мошкары, — оправдывался председатель.

— Мы походим сейчас на героев Майн-Рида или Купера и без мошкары, — отозвался доктор. — Вероятно, вы помните романы «Всадник без головы», «Следопыт»…

— Первое относится к Люстигу, — заметил Фомин. — Этот милорд плохо кончит, я это предчувствую.

Последние версты для Дарьи Гавриловны были настоящей пыткой. Она стерла ноги до крови и должна была молчать, чтобы не подать повода к остроумию мужчин. А Парфен точно назло на все вопросы, скоро ли будет Ядьва, самым хладнокровным тоном отвечал:

— А вот сейчас, барышня… в один секунд…

— Он или сошел с ума, или смеется над нами! — негодовала Дарья Гавриловна, едва держась в седле.

— Pour être belle — il faut souffrir [1] Чтобы быть красивой — надо пострадать (франц.). ,- отвечал Люстиг.

До Ядьвы ехали часов пять. Дарью Гавриловну сняли с седла чуть не полумертвую. Она едва держалась на ногах, и Люстиг должен был водить ее под руку, как опоенную лошадь. Остановку сделали на красивой лужайке, на берегу речки Ядьвы, где кончалась просека. Парфен устроил сейчас же громадный костер и повесил над ним походный медный чайник, чтобы согреть воды для чая.

— А ведь недурно, господа!.. — восхищался Костылев. — И если подумать, что всего через несколько лет эта пустыня оживится… Появятся заводы, фабрики, мельницы, бумажные заводы, хлебопашество — и все это только благодаря новой дороге!.. Вырастут починки, деревушки, целые села… Не правда ли?.. Я верю в наш север, который до сих пор совершенно пропадал. Прибавьте к этому, что здесь найдут каменный уголь, медные руды, золото, нефть…

Все ничего не имели против будущего оживления настоящей пустыни, и только Фомин прибавил:

— Вы забыли, Григорий Семеныч, алмазные копи, клюквенный морс, маринованные грибы, трюфели, шелковичных червей и женьшень…

Все позавтракали с удивительным аппетитом, и каждому казалось, что он никогда еще не ел так вкусно. Одна Дарья Гавриловна молчала: ей трудно было сидеть, и каждое движение вызывало гримасу. Фомин и Костылев посматривали на нее с затаенным злорадством: «Э, пусть второй раз не лезет, куда не следует!»

— Господа, здесь, конечно, хорошо, а мы не должны забывать, что к вечеру должны быть на Кибасе, чтобы не заночевать в лесу… — предупреждал Костылев. — Правда, остается всего верст пятнадцать…

Он намеренно убавил целых пять верст, чтобы поддержать настроение. Впрочем, мужчины, когда выпили водки за процветание окружавшей их пустыни, ободрились и готовы были идти хоть к Северному полюсу. Дарья Гавриловна тоже выпила большую рюмку мадеры и получила способность слушать любезности сидевшего рядом с нею Люстига.

— Ну, господа, пора… — заявил Костылев, глядя на часы. — Парфен, смотри, не ошибись дорогой!..

— Эх, барин, неладно вы сказали… — ворчал «вож». — Слава богу, не впервой! А только вы под руку говорите…

Его беспокоило главным образом то, что в артели замешалась баба. «Уж это, известно, не к добру… И черт ее понес, подумаешь. Не бабьего это ума дело. Вон и Карл Карлыч увяз с ней, как косач на току…»

Дарья Гавриловна соображала про себя, что хотя пешком и будет идти трудненько, но все-таки лучше, чем ехать верхом по-мужски, да и отдохнуть можно.

— Теперь мы пойдем уже настоящим девственным лесом, — объяснил Костылев с апломбом хозяина. — Прошу, господа, обратить внимание… Я тоже в первый раз здесь летом, а линию проходили зимой. Будемте в некотором роде пионерами цивилизации, Дарья Гавриловна… Не правда ли?

Председательский кучер отправился домой. Лошади бежали к родному стойлу без поводьев, с деловым видом.

Рекомендованный Костылевым девственный лес с первых шагов оправдал свое название. Сначала шли по какой-то тропе, которая потом, как в сказке, вдруг исчезла. Деревья поднимались все выше и точно сознательно загораживали заволочским пионерам дорогу. Хуже всего были лежавшие в разных направлениях, давно поваленные бурей или упавшие от собственной старости громадные деревья. Они поросли зеленым мохом и лишайниками, и приходилось через них перелезать с большим трудом. Этот бурелом и валежник отравлял буквально каждый шаг вперед. Особенно доставалось Дарье Гавриловне, которой благодаря коротким ногам приходилось перелезать через каждую колодину по-ребячьи.

— Дда-а… — повторял доктор, наблюдая смешно карабкавшуюся по колоднику жену. — Получается история с географией.