Дмитрий Мамин-Сибиряк - Старый шайтан

— Недаром говорится, что бабьи сборы — гусиный век, — ворчал Фомин. — Одним словом, будет зеленая чертова кукла… А все Люстиг со своим языком… У меня барометр падает, господа…

Не менее внимания занял вопрос относительно головного убора, пока Дарья Гавриловна не остановилась на высокой шляпе тирольских охотников с орлиным пером. Последнее, впрочем, пришлось заменить петушиным, но это были уже пустяки.

Наконец костюм был готов в окончательной форме и назначен день выступления экспедиции. Стояли последние июльские дни, и погода начала хмуриться. Но ждать дольше было некогда. В состав экспедиции, кроме упомянутых выше лиц, входили лесник Парфен, в качестве «вожа», и председательский кучер Евсей. Половину дороги предполагалось сделать по просеке на лошадях, а дальше — пешком. Ранним утром у ворот докторского дома стояли шесть верховых лошадей. Первоначально Дарья Гавриловна хотела ехать в дамском седле, но ввиду трудностей пути согласилась сесть в мужское, тем более, что где-то читала об англичанках, которые ездят по-мужски. Картина получилась во всяком случае эффектная, и Люстиг был в восторге, когда круглые ноги Дарьи Гавриловны обрисовались в седле во всей своей красоте.

— Я даже и не подозревал, что у вас такие красивые ноги, Дарья Гавриловна, — с утонченной любезностью говорил Люстиг.

— Мало ли вы чего не подозреваете… — кокетливо отвечала она, краснея от комплимента.

Костылев и Фомин только переглядывались, а доктор морщился. А вдруг рейтузы при каком-нибудь прыжке лошади лопнут? Кучер Евсей ухмылялся, а лесник Парфен, человек мрачного характера, старался не смотреть на шалую барыню и даже отплевывался.

Было рано, и экспедиция выступила из Заволочья, не возбуждая внимания еще спавших обывателей. Скверно было только то, что небо начинало хмуриться. За городом сейчас же начинался лес, прорезанный еще свежей просекой. Везде валялись неубранные бревна, вывороченные пни, кучи хвороста, так что экспедиция вытянулась гуськом. Люстиг все время ехал за Дарьей Гавриловной и болтал всякий вздор.

— Если бы вы вместо блузы, Дарья Гавриловна, надели гусарский мундир, было бы еще лучше.

— Ах, отстаньте, насмешник… Мне и без того так стыдно… Все мужчины, и я одна женщина…

— А мне так совсем не стыдно…

В голове экспедиции ехал «вож» Парфен с двумя ружьями за спиной, а последними — председатель и Фомин.

— А ведь она походит на зеленого попугая, — уверял Костылев. — Не правда ли?

— И отчасти на Робинзона Крузо.

— Вернее — помесь Робинзона с зеленым попугаем… Новый зоологический вид. А милейший Люстиг напоминает огорченную миногу…

Просека тянулась на двадцать верст, до урочища Ядьва. Конечная цель путешествия была река Кибос, где была небольшая деревушка Войтух. Костылев, страстный поклонник природы, целую зиму рассказывал о красотах девственного леса, но их пока никто еще не замечал. Лес тянулся какой-то чахлый, болотный. Ели и березы были вытянуты какими-то метелками и обросли бородатым лишайником, точно старческой бородой. Жесткая болотная трава не придавала особенной красоты пейзажу, а проросли белого оленьего моха придавали ему траурный характер. Единственно, что было красиво, это гиганты сибирские кедры. Они стояли, как бояре, в дорогих бархатных зеленых шубах. Некоторые деревья были в два обхвата.

— Разве это не красиво? — кричал Костылев, когда проезжали мимо такого великана. — Не правда ли? Некоторые деревья были так красивы, что мы их обходили просекой… Жаль рубить такого красавца.

Сначала этот восторг разделяли и другие, а потом начались протесты:

— И совершенно напрасно не рубили. Мы теперь вдвое дольше проедем из-за вашей сентиментальности.

Дарья Гавриловна, отъехав верст пять, перестала болтать и напрасно старалась устроиться в седле поудобнее. У нее начали отекать ноги и ломило спину. Седло оказалось самое неудобное, заставлявшее чувствовать каждое движение лошади. В довершение всего пошел дождь, и Дарья Гавриловна гневно обратилась к председателю:

— Что же это такое, Григорий Семеныч?

— Очень просто: дождь…

— А где же обещанная вами природа?

— Посмотрите внимательно кругом. Вон впереди прекрасный кедр.

— Благодарю вас…

К счастью, начавшийся дождь прекратился, и все приободрились, даже унылый скептик Фомин. Доктор только теперь догадался, что следовало захватить пледы и макинтош. Вон председатель оказался хитрее других: Парфен вез в тороках для него походный брезент.