Михаил Кузьмин - Чудесная жизнь Іосифа Бальзамо, графа Каліостро

— Выдумка! И я хорошъ: графъ Каліостро плачетъ въ объятіяхъ мальчишки! Великій мастеръ, стыдитесь! Ваша сила, знаніе — все исчезнетъ? Глупости! Вотъ я велю свѣчѣ потухнуть — и она гаснетъ (и, дѣйствителыю, свѣча на комодѣ заморгала, заморгала и погасла, будто кто прикрылъ ее колпачкомъ), вотъ велю ей горѣть — и она снова свѣтитъ (правда, свѣча снова забрезжила и разгорѣлась). Ого, наша сила еще не исчезла! А не исчезла сила — и все въ порядкѣ! Я буду сильнѣе всѣхъ! Какой восторгъ! Всѣ люди мнѣ подчинятся, и я имъ дамъ то, что имъ нужно. Царство мое будетъ царствомъ милости и благости. Бѣдные братья, хотите вы золота? Золото къ вамъ потечетъ изъ моихъ рукь, какъ источника, хотите успѣха — успѣхъ идетъ вамъ навстрѣчу; любви, власти? — Все вамъ дастся, только признайте меня. Я беру всѣ ваши слабости, ваши грѣхи на себя; спите спокойно, только поставьте меня вершителемъ вашей судьбы! Кто можетъ становиться между мною и моимъ Богомъ, какіе самозванцы въ сѣрыхь плащахь? Все это фокусы! Никто лучше меня не знаетъ Его воли, Его желаній, Его путей. Пусть меня оставляютъ, я не буду оставленъ!

Каліостро, закинувъ голову, поднялъ глаза, остановился въ какомъ-то неподвижномъ восторгѣ, какъ вдругъ легкій металлическій трескъ и звякъ привели его въ чувство. Онъ прямо бросился къ стѣнѣ, гдѣ висѣла обнаженная шпага. Теперь на гвоздѣ повисъ только одинъ кусокъ, прилегающій кърукояткѣ, остальные два обломка лежали на землѣ, скрестившись. Каліостро опустился на полъ и долго смотрѣлъ на мерцающій крестъ изъ сломаннаго на-трое лезвія, потомъ вскочилъ такъ порывисто, что свѣча потухла, и закричалъ:

— Графиня! Лоренца, Лоренца!

Жена, вѣроятно, спала крѣпко, потому что никто не отозвался на крикъ Каліостро. Закрывъ лицо руками, онъ прошепталъ: «одинъ, одинъ!», но вдругъ выпрямился и, толкнувъ бренчавшіе обломки ногою, произнесъ торжественно:

— Свѣть увидитъ, что можетъ сдѣлать одинъ Каліостро, предоставленный собственнымъ силамъ!

Отъѣздъ графа 28 анваря 1785 года, обставленный полною тайною, для всѣхъ быль большой неожиданностью; впрочемъ Каліостро любилъ такія неожиданности, окружая иногда неважные поступки туманомъ, чтобы они не отличались для непосвященнаго взгляда отъ такихъ, которые дѣйствительно требовали таинственности. Ліонскіе масоны надѣялись, что мастеръ вернется къ 20-му августа, когда предполагалось торжественное открытіе обновленной ложи, и предполагали, что въ Парижъ графа вызвали масонскія дѣла, такъ какъ въ февралѣ тамъ долженъ былъ быть съѣздъ разпыхъ ложъ подъ названіемъ «Филалеты». Можетъ-быть, Каліостро и думалъ принять участіе въ засѣданіяхъ «филалетовъ», можетъ-быть, скорѣе хотѣлъ броситься въ кипучую парижскую жизнь, бороться, блистать, удивлять и властвовать, убѣдиться, что сила его не потеряна, увѣрить себя на дѣлѣ и скорѣй, скорѣй. А, можетъ-быть, на его отъѣздъ повліяли письма г-жи дела-Моттъ, писавшей ему время-отъ-времени. Онъ такъ хорошо помнилъ эту пріятельницу кардинала, съ которой онъ познакомился еще въ Совернѣ! Она была мила, небольшого роста, съ каштановыми волосами, вздернутымъ носомъ, голубыми глазами и слишкомъ большимъ ртомъ. Происходя изъ обѣднѣвшей дворянской семьи, выросшая почти въ нищетѣ, пока ее не взяла на свое попеченіе маркиэа Бугэнвиль, Жанна дела-Моттъ, уже скоро пять лѣтъ, была замужемъ за жандарскимъ офицеромъ, толстымъ г. дела-Моттъ, имѣла свой салонъ въ Марэ и пользовалась влілніемъ у королевы. Злые языки увѣряли, что маленькая ла-Моттъ просто сняла вь Версалѣ комиату и сидѣла тамъ иногда безъ ѣды, просто для вида, когда слуги важно заявляли, что госпожа поѣхала ко двору. Но, какъ бы то ни было, многимь лицамъ она оказывала протекцію и доставляла мѣста, разумѣется, за плату деньгами или товарами, потому что она могла выхлопотать и поставки. Она оказала нѣкоторыя услуги родственнику де-Роганъ, что еще больше скрѣпило ея дружбу съ кардиналомъ. Каліостро она легкомысленно и туманно писала, что его присутствіе было бы очень полезно, такъ какъ ни она, ни добрый кардиналъ не могутъ рѣшиться на какое-то дѣло.

Въ Парижъ графь пріѣхаль въ начадѣ февраля и очевидно собирался устроиться на широкую ногу, такъ какъ, проведя всего нѣсколько дней въ отелѣ, гдѣ платилъ по пятнадцати луидоровъ въ день, онъ снялъ особнякъ маркизы д’Орвилье, по сосѣдству съ г-жей дела-Моттъ, въ томъ же Марэ, и обставилъ его очень быстро богатою мебелью.