Александр Апраксин - Три плута

Беспрестанно представлялась ему одна картина: Ольга Николаевна в объятьях Лагорина! С бешенством и скрежеща зубами, ударял он кулаком по своей железной койке, воображая, что теперь Лагорин на свободе смеется и издевается над ним. И благодаря тридцати тысячам, столь глупо подаренным Ольге Николаевне им же, Мустафетовым, оба они теперь веселы и счастливы.

Но армянин ошибался. Он до мельчайших оттенков знал только изгибы души порочных, как он сам, людей, для него было совсем неведомо, как действуют и чувствуют люди честные.

Сам погрязший в пороке, увлекшись Ольгою потому только, что в ней трепетали все инстинкты зла, он выносил адскую пытку от картин, которые рисовало ему его развращенное до болезни воображение! В конце концов эти мысли стали для него настолько невыносимыми, что, предпочитая отдать все на свете в обмен за успокоение, он предался обдумыванию единственного, но зато и самого крайнего решения.

Оно было ужасно, в особенности для него самого, все еще воображавшего, что он может спастись. Этот негодяй был столь уверен в самом себе, в изворотливости и находчивости своего ума, в силе собственной воли, что серьезно полагал, будто против него не существовало никаких действительно веских улик.

Но Мустафетов совершенно упустил из виду своих собственных слуг. Эти люди, с которыми он всегда обращался надменно, деспотически бессердечно, не могли питать к нему никакой привязанности. И лакей, и служанка, давно допрошенные следователем, были поставлены лицом к лицу с Герасимом Онуфриевичем и с Роговым. Признав того и другого, оба они показали, что однажды, прибирая в столовой после завтрака, слышали, как их барин, едва удалился старик Онуфриев, стал у себя в кабинете уговаривать Романа Егоровича составить вексель от имени графа Козел-Горского, как тот сперва отнекивался, а потом согласился, когда Назар Назарович сказал ему, что Лагорин занимается доносами в сыскную полицию.

Подметив в этих обоих слугах удивительно много тонкой наблюдательности, судебный следователь широко воспользовался их показаниями, и благодаря им личность Мустафетова обрисовалась вполне ясно и даже ярко. Зато расспросы относительно Ольги Николаевны Молотовой ни к чему не могли привести. Ее эти люди выгораживали во всем. Несомненным оставалось, что Мустафетов никогда не раскрывал Молотовой своей настоящей игры. Стало быть, во мнении судебного следователя и она была обманута, а потому пребывала на свободе.

Итак, Мустафетов допускал для себя до последних дней возможность спасения. Но это продолжалось лишь до того ужасного момента, когда следователь вновь вызвал его и прочитал ему вслух показания его лакея и служанки.

Тогда злобное отчаяние, все разраставшееся в Мустафетове с тех пор, как ему было объявлено об освобождении Лагорина, разразилось в чувстве страшной мести. Молнией пронеслась в его воспаленном мозгу отчаянная мысль: «А, если на то пошло, так уж лучше пускай Ольга погибнет со мною вместе, нежели достанется ему!» И он громко обратился к следователю:

— Я желаю дать вам новое показание. Я понимаю, что бороться дальше мне нет ни смысла, ни расчета. Я во всем сознаюсь.

— Давно пора.

— Позвольте-с! — продолжал Мустафетов, снова побледнев. — Я, кстати, приношу вам сознание в одной новой подробности, которую до сих пор скрывал от вас, но которую вы все равно, рано или поздно, узнали бы. В нашем деле участвовали не трое, а четверо.

— Это действительно новость. Кто же четвертый?

— Ольга Николаевна Молотова. Я хотел спасти ее, но считаю это несправедливым по отношению к другим участникам дела, которые неминуемо понесут наказание.

— Какие же вы мне предоставите доказательства ее виновности?

— О, их множество! Первое и самое главное состоит в том, что Ольга Николаевна Молотова при обыске в моей квартире скрыла тридцать тысяч рублей, но вы, конечно, найдете их у нее: они составляют ее долю в нашем деле.

Мустафетов знал, что теперь Молотова будет немедленно же арестована. Он согласился всецело выдать себя, чтобы только впутать ее и отнять ее у Лагорина.

Увы! Он не знал, что Анатолий Сергеевич уже выехал в деревню с родителями и что если бы случай привел его встретить внезапно на улице виновницу своего несчастия, то он перешел бы на другую сторону, чуждаясь ее как зачумленной. Следовательно, Мустафетов впутал Молотову в дело совершенно бессмысленно с точки зрения своих интересов.

У Ольги Молотовой был произведен строжайший обыск, приведший к тому, что у нее действительно нашли тридцать тысяч рублей, зашитых в подушке. Ее заключили под стражу и привлекли к суду в качестве обвиняемой за сокрытие следов преступления.