Георгий Северцев-Полилов - Царский духовник

После отъезда посла в Москву пришла весть, что король Сигизмунд-Август заключил в Вильне договор: король обязался защищать Орденские владения от Москвы, за это архиепископ и магистр Ливонского ордена отдали ему под залог девять волостей, с условием, что если они захотят их после выкупить, то должны заплатить семьсот тысяч польских гульденов. Сигизмунд-Август обязался прежде всего отправить посла в Москву с требованием, чтобы царь не вступал в Ливонию, потому что она отдалась под покровительство королевское.

Посол его вновь прибыл в Москву с требованием, чтобы Иоанн отозвал свои войска из Ливонии.

Иоанн с достоинством ответил через посла королю польскому:

— Тебе хорошо известно, что Ливонская земля от предков наших по сие время не принадлежала никакому другому государству, кроме нашего, платила нам дань, а от римского государства избирала себе духовных мужей и магистров для своего закона по утвержденным грамотам наших прародителей. А если магистр и вся Ливонская земля, вопреки крестному целованию и утвержденным грамотам, к тебе приезжали и церкви наши русские разорили, то за эти их неправды огонь, меч и расхищение на них не перестанут, пока они не обратятся и не исправятся.

Дело грозило окончиться новою войною, но упрямство Иоанна побороть было невозможно.

Задумался Адашев: исхода никакого не было, а воевать одновременно с Ливониею и с Литвою было тяжело.

— Мне чуется, что и хан крымский прознал про нашу беду, пожалуй, и Казань от нас не оттягал бы, — сказал Адашев Сильвестру, — что посоветуешь ты, отче, как тут быть?

Прежнего Сильвестра теперь не было: исчезла уверенность, с которою он говорил с государем, да и не доверял ему теперь Иоанн.

Царский духовник сильно упал духом, нравственно одряхлел: он видел, что завистники его и Адашева преуспевали у Иоанна, нашептывали ему недоброе про них обоих…

— Для блага Руси попытаюсь я еще раз, Алеша, вразумить царя, — задумчиво сказал священник. — Коли пошлет Господь, так внемлет он нашему совету…

— А если нет?

Сильвестр глубоко вздохнул.

— Тогда да будет воля Божия, пути Его неисповедимы!

Сурово встретил Иоанн вошедшего к нему Сильвестра: он, видимо, предчувствовал, зачем явился последний.

— По какому делу пожаловал ты ко мне, отче? — с легкой усмешкой спросил царь священника.

Сильвестр выдержал настойчивый взгляд своего духовного сына молча.

— Что ж ты молчишь? Сказывай, зачем пришел? — нетерпеливо повторил Иоанн.

— Просителем за сирую вдовицу, — тихо ответил Сильвестр, — правды и милости искать.

Складки на лбу царя разгладились.

— Какую? Зовут ее как? Изобидели ее мои люди али из бояр который польстился на ее достатки?

— Не один, а многие, по твоему приказу и решенью, государь!

— Толковей сказывай, я что-то не пойму, опрежде имя!

— Ливония ей имя, государь! Страждет она, бедная, от войск твоих…

Иоанн снова насупился, в глазах его блеснули недобрые огоньки: в нем просыпался прежний жестокий властитель.

— Вдовица сирая! — искривив губы, но не повышая голоса, возразил царь. — Хороша ее беспомощность! Побили ливонцы на шведском море гостей наших новгородских, твоих же земляков, а ты за разбойников этих стоишь горой! Когда б не выборгский герцог Иван, ему спасибо от меня я посылаю, так без отместки и ушли б они: он в оковы их заковал да в башню засадил! Вот каковы твои сирые люди, злом колыванцы к нам, русским, дышат!

Довольный, что ему удалось укорить своего духовника, Иоанн с той же усмешкой окинул глазами высокую фигуру стоявшего перед ним священника.

— Вина их вся лишь в том, что защищают они свою страну…

— И бьют гостей торговых! Грабят их товары и ладьи! — вскипел Иоанн. — Разбоем это я зову, а не защитой!

— Они лишь мстят за разоренья, которые чинят у них в стране твои полки, государь, не памятуя, что не с басурманами воюют, а с христианским людом.

— Лютеры они зловредные, — прошипел Иоанн, — Замолчи, поп!

Сильвестр точно сразу преобразился: его осенило какое-то вдохновенье.

— Молю тебя, государь, внемли моим прошениям, верни полки из Колыванской земли, мне сердце говорит, что горе немалое ждет тебя, коль это не исполнишь!

Иоанн вздрогнул при слове горе.

— Старик! Попомни, что не юноша безвольный я теперь, которого ты раньше пугал! Я государь, властитель всей Руси! Пусть замолчит продерзостный твой язык!

Но приказание царя не остановило смелого, уверенного в правоте своих слов Сильвестра.