Георгий Северцев-Полилов - Царский духовник

Остуда царя к своим недавним любимцам все возрастала.

Вернувшись с богомолья, расстроенный неожиданной смертью первенца-сына, Иоанн затосковал. Кипучая натура его искала какого-нибудь выхода от обуревавшего его горя, государственные заботы не утешали царя, ему нужна была оживленная бранная деятельность.

Окружающие его бояре замечали грустное настроение Иоанна, но боялись что-либо предложить ему, чтобы его рассеять.

— Великий государь, продерзок стал крымский хан, — сообщил царю Адашев, — грамоты, что подписал с тобою, не хочет уважать, немало русских он в полон себе в своих набегах забрал, тщетно отписывали мы ему, чтоб отпустил их на свободу… Молчит хан, не внемлет нашим указам. Как повелишь, великий государь?

Нахмурился Иоанн. Давно уж дерзость крымского хана была у всех на виду, не раз говорили об этом бояре, но царь из какого-то упорства старался не замечать их слов и на предложения идти походом на Крым отвечал отказом.

— Проучить пора бы басурман… — продолжал Адашев, замечая молчание царя.

— Замолчи, я знаю сам, что нужно делать, сперва должно Ливонию завоевать, она исконная наша данница, повоевал ее еще князь Юрий… А после вспомянем мы и о хане крымском.

— Как знаешь, государь, твоя царская воля, но мнится мне, что прежде с ханом должно бы нам прикончить, а уж потом с Ливонией зачать: ее всегда успеем мы повоевать.

Уверенный в согласии царя идти на хана, Адашев был смущен и оставил Иоанна, пораженный его нерешительностью.

— Что мы, отче, теперь делать будем, — обратился Адашев к Сильвестру, — сам видишь, что негоже нам с Ливониею воевать?

— Знаю, Алеша, знаю и скорблю об этом, пытаться буду отговорить царя, — сказал печально Сильвестр.

— Помогай тебе Творец, не должно христианскую державу разорять и убийства в ней чинить: наш враг исконный, татарва, возрадуется и новые помыслы против Руси святой держать будет.

— Эх, когда бы царь, как прежде, был с нами, уговорить его возможно было, — с сожалением заметил Сильвестр, — а все же попытаюсь!

Сильвестр направился к царю.

— И ты тоже, как и Алеша, советуешь мне не воевать Ливонию? — насмешливо сказал Иоанн. — Ан нет, на этот раз хочу своим умишком думать, хоть скуден он, а все же свой!

Царский духовник заметил, что влияние его на царя почти совсем исчезло и ему не удастся уговорить Иоанна отказаться от войны с Ливонией.

— Дозволь мне, государь, сказать тебе слово…

— Какое? Говори, я не прещу, но только упреждаю: о Ливонии оставь, моего решенья я не изменю.

— Из Крыма к нам идут плохие вести, кичится хан, нам должно скоро ждать его набегов.

— Вот вздумал чем ты нас пугать, отче Сильвестр, — презрительно возразил Иоанн, — не страшна нам хана похвальба, мы отразить его, как прежде, сумеем.

— Ты не подумал, государь. Коли полки свои пошлешь ты Ливонию воевать, ослабишь ты себя, а хану будет известна наша слабость.

— Молчи, отец, — грозно сдвинув брови, крикнул Иоанн, — ужель не вижу я, куда свою мысль ты правишь! Не отстоять тебе Ливонии, так решено, иду ее я воевать!

Сильвестр ничего не ответил царю, печально наклонил голову и вышел из опочивальни.

Начался утомительный Ливонский поход. Побережье Балтийское представлялось Иоанну важнее завоевания юга.

— Прежние дела должно все отложить, — сказал Адашев польскому послу Василию Тишкевичу, — и между государями нашими уладим дело доброе на избаву христиан, пусть будет вечный мир меж нами.

— Пусть царь вернет нам Смоленск, тогда мы вечный мир подпишем, — ответил Тишкевич.

— Никогда государь не отдаст Литве своей вотчины Смоленска, — возразил Адашев.

— Так будем мириться на шесть годов, — предложил Тишкевич, — и пусть ваш государь оставит воевать Ливонию.

Адашев пожал плечами.

— Не уговорить на это дело царя, он тверд в своем решении, а все же спрошу.

Рассердился Иоанн, когда Адашев передал ему предложение польского короля.

— Ливонцы из века дань нам слали, а тут возомнили себя свободными, поразорили церкви Божий, надругались над образами и нам в наших данях не исправились, за такие дела и примут от нас наказание, — сурово ответил Иоанн Адашеву. — Скажи послу, чтоб не совался он не в свое дело! Коли сумеют ливонцы перед Богом исправиться и своим челобитьем умолить наш гнев, тогда мы их пожалуем.

Спокойно выслушал посол ответ Иоанна.

— Ну, если так говорит ваш царь, то пусть ни мира, ни союза с Литвою он не ждет!