Георгий Северцев-Полилов - Царский духовник

— В чем нам крест целовали, того не помните! — с упреком прошептал государь. — А кто не хочет служить государю-младенцу, тот не захочет служить и большому, коли мы вам не надобны, пусть это ляжет на ваших душах.

Ропот поднялся среди бояр, некоторым из них было тяжело обидеть государя, и ради одного этого они готовы были присягнуть его сыну, но большинство по-прежнему стояло на том, что служить младенцу — это значит служить Захарьиным.

— Ступайте все, пусть Господь сам вас вразумит, — проговорил утомленный царь.

Несмотря на болезнь, к Иоанну вернулось самообладание: страшная сила воли, которою он впоследствии так злоупотреблял, оказала ему теперь большую услугу.

Немедленно по уходе бояр он приказал окольничему Салтыкову позвать дьяка Ивана Висковатого.

— Что повелишь, великий государь? — спросил увертливый дьяк.

— Пиши, Иван, целовальную запись, да подойди поближе ко мне, я сам тебе ее скажу.

Висковатый, довольный, что такое важное дело государь поручает ему, а не Адашеву или Сильвестру, сейчас же принялся за дело.

Царь диктовал ему тихо, но вполне сознательно: нервы его напряглись, сознавая, что сегодняшнее колебание бояр будет гибельно для его рода, он порывисто спешил закрепить их целовальной записью.

— …Князей служебных с вотчинами и бояр ваших мне не принимать, а также и всяких ваших служебных людей без вашего приказания не принимать никого…

Порывисто диктовал Иоанн, с ужасом думая о каждой потерянной минуте своей жизни.

Стоял уже поздний вечер, когда была окончена запись.

— Бояр зовите, пусть крест целуют да запись подпишут, — чуть слышно приказал дьяку больной властитель.

В опочивальню царя снова собрались бояре, но далеко не все.

Поцеловали крест царевичу Дмитрию князья Мстиславские, Воротынские, Дмитрий Палецкий, бояре Иван Шереметьев, Михаил Морозов и дядья царевича, Захарьины.

Трое князей: Семен Ростовский, Щенятев-Патрикеев и Турунтай-Пронский отказались.

— Чем нам служить молодому царю да Захарьиным прислуживаться, послужим лучше старому князю Владимиру Андреевичу, — сказал Ростовский своим товарищам, и они незаметно ушли из опочивальни.

Одним из последних явился и сам князь Старицкий.

Пристально взглянул на него Иоанн, волнуясь ожиданием, поцелует ли он крест. Дьяк Висковатый подал князю запись.

— Брат, подпишись, — вымолвил Иоанн, — Животворящий крест опосля поцелуй.

Задумался на минуту престарелый князь.

— Нет, государь, руки своей не приложу и целовать креста я не стану, — проговорил он решительно.

Больной вздрогнул.

— Ты знаешь, Владимир, что станется с твоей душой, коли креста святого ты не хочешь на верность сыну моему поцеловать? Обдумай сам, а мне до этого нет дела! — и обратился к боярам, поцеловавшим крест, продолжая:

— Бояре, недуг жестокий меня сковал, а вы на чем мне и сыну моему Дмитрию крест целовали, по тому и делайте.

Князь Старицкий незаметно удалился из опочивальни больного.

Между оставшимися здесь боярами начались новые перекоры.

— Негоже так отвечать царю, как сейчас ответил князь Владимир, — с негодованием заметил Воротынский.

— Вы хотели володеть нами, а мы должны вам будем служить! — озлобленно ответил ему князь Турунтай-Пронский. — Не бывать вашему владению.

Снова начались споры и неурядицы среди бояр.

— Царя недужного хоть пожалели бы, — с укором сказала царица Анастасия, находившаяся по-прежнему у постели больного.

Смущенные бояре вышли из царской опочивальни и собрались в Грановитой палате.

Тут было много других бояр, пришедших позже, между ними находились Сильвестр и Адашев, не шедшие к царю без зова, не желая возбуждать среди остальных бояр разговоров.

Не уходил из Грановитой палаты и Владимир Андреевич Старицкий.

Видя вокруг себя так много бояр, ему сочувствовавших, он еще более уверился в своем избрании царем после смерти Иоанна.

— Кто мне крест целовать будет, того я и деньгами и вотчинами награжу, — сказал он собравшимся боярам.

— Побойся Бога, князь, как крест тебе должны мы целовать, коли сейчас царевичу Димитрию поцеловали и запись целовальную своею рукою утверждали! — заметил князь Мстиславский.

— Негоже, князь, деньгами сулиться, — возмущенно проговорил Шереметьев, — жив государь еще, недуг его сломил, помилует Творец — и встанет он с одра болезни.

— Я сам пойду к нему, — рассердился князь Старицкий, — и напрямки спрошу его…