Лев Ильич открыл рот, но слова не выходили:
- Ты хочешь с-сказать... - заикнулся он.
- Лёвушка... Это рак. Горюнов сделает все, что в его силах, но...
У Лёвы опустились руки. Он споткнулся и опустился на землю. Люба села на траву рядом с ним.
- Надежда есть? - спросил он, глядя прямо перед собой.
- Нет, - твердо ответила жена. - Это вопрос времени... - глаза ее наполнились слезами и, не умея их больше сдержать, она тихо заплакала и прижалась к мужу лицом.
- Боже... - произнес ошеломленный Лев Ильич, - Господи Боже мой... Почему?..
В горюновский Центр после операции Маленькая и Лев Ильич ездили к Любе попеременно. Чтобы бабка не оставалась одна, Любаша взяла отпуск и переехала к Казарновским на дачу. Собственно говоря, с неплановым отпуском все устроил сам Горюнов. Он же и резал повторно, он же сразу после этого и организовал месячный курс химиотерапии.
Несмотря на страшную болезнь, РОЭ, лейкоциты и другие показатели крови держались пока близко к норме. Горюнов тоже заходил почти ежедневно.
- Может, образуется как-нибудь, а? - спросил Лёва друга семьи, когда они в один из послеоперационных дней вышли в коридор вместе. - Рассосется?
- Лев Ильич, я бы не рассчитывал. Чудо будет, а я врач. Я в чудеса не очень верю. Я анализы видел.
- Сколько осталось? - Лёва посмотрел на хирурга с тоской в глазах.
- Месяцы... - твердо ответил Горюнов. - Месяцы...
Через два дня после этого разговора в Валентиновку заехал Геник. Сначала он заскочил к Толе Глотову, а затем появился у Казарновских. В это время Любаша выкатывала Любовь Львовну на веранду. Та, увидев Генриха, растерялась:
- Эраст Анатольевич, мы сейчас не можем. У Ильи повесть на выходе и на подходе роман. И самовар не работает, - она повернула голову к Любаше. Катимся, деточка, катимся отсюда...
Генька посмотрел вслед парализованной небожительнице без сожаления, скорее даже с облегчением:
- Шестерня сломалась, а редуктор пока крутит. Ну-ну...
Лев Ильич не понял и значения словам не придал:
- Что у тебя с этим? - он кивнул на соседский забор. - Снова за старое?
Геник вяло отмахнулся:
- Кончай нотации, прокурор. Мне осенью шестьдесят, таких уже не сажают, у них естественная смерть раньше суда получается. С Любой как?
- Держится, но все знает точно. Как все мы.
- И Маленькая? Тоже правду знает?
- Гень, ну я же сказал, тоже как все.
- И что она?
- Без истерик. Жалко до смерти. Всех жалко: Любу, Маленькую, себя жалко. Даже этих обеих, - он кивнул на удаляющуюся пару с каталкой, - тоже жалко по-своему. А мать, я чувствую, тоже знает. Но в этом состоянии понять невозможно, она не все может сказать еще, что хочет. У нее сейчас жизнь по-новому заваривается. Что-то там такое происходит, - Лев Ильич вздохнул. Ты вот только крепко оттуда выпал. Крепко сидел сначала, а потом крепко выпал.
Генрих закурил:
- Сколько осталось?
- Месяц... два... Может, немногим больше...
Генрих положил руку Лёве на плечо, глубоко затянулся:
- Старик, я не знаю, что нужно говорить в таких случаях.
- А я никаких слов и не жду ни от кого. От нее самой только, может быть. Больше ни от кого...
Утром Лев Ильич засобирался к жене в Центр. Он хотел успеть до сеанса химии. Любовь Львовна заорала в тот момент, когда он уже заводил "Жигули". Лёва выключил зажигание и вернулся в дом, в спальню матери:
- Да, мама. Звала меня?
Мать посмотрела на сына строго:
- А почему ты не удосужился мне сообщить, что моя каталка - наша Любаша? Я сама вынуждена узнавать от нее эту новость. В чем дело, Лёва?
- Да ни в чем, мам. А тебе разве плохо с ней? - переспросил он, удивляясь в очередной раз могучему прогрессу материнского разума. - Что-нибудь не так? Любовь Львовна широко улыбнулась и расцвела. Лёва понял, что все предыдущее было розыгрышем. - Наоборот, - она продолжала улыбаться. - Мне с ней отлично. Просто великолепно! У нее такие мягкие руки. Зачем она не жила с тобой раньше?
- Мам, она не со мной не жила, она никогда с нами не жила после развода. Это было ровно четверть века назад.
Старуха надула губки:
- Лёвушка, нам надо жить с Любашей. Тебе и мне.
- Мам, не говори глупости, - он раздраженно взглянул на часы, - я к Любе опаздываю.
- К Любе? - удивленно поведя плечами, уточнила Любовь Львовна, - А где она, Люба? Где? - мать оглянулась по сторонам настолько, насколько позволила развернуться верхняя часть полупарализованного туловища. - Люба твоя ко мне не ходит, ко мне Любаша ходит наша, а Любы нет нигде. Нету!
Лёва понял - еще немного, и он сорвется. В висках пару раз стукнуло и гулко отдалось вниз. Он собрался еще что-то сказать, но махнул рукой и резким шагом вышел из спальни...
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу