Николай Кононов - Микеша

Николай Кононов

Микеша

Если бы моя судьба сложилась так, что я был бы вынужден жить в этом городе, то о лучшем месте, о лучшем виде из окна я и не мечтал бы. Это следует описать, чтобы многое стало ясным.

Мне и посейчас зрелище, видимое из их окон, представляется видением. Как если бы черно-белая фотография оживала, когда, всласть на нее насмотревшись, закрываешь глаза. Вообще, в их жизни на склоне холма, в утесе кирпичной башни на восьмом этаже было нечто от фотографии, - их нельзя было застать врасплох, они были готовы к съемке и разговаривали и вели себя так, словно вся их маета, перетекающая в хаос прошедшего времени, имеет цену, ну, солей серебра хотя бы.

Когда я заявился к ним со звонком за несколько дней, с назначением часа визита, с долгими подробными описаниями транспортных развязок, с перечислением автобусных маршрутов, которые чуть хуже, но надежнее трамвайных, почему-то с перечислением железнодорожных переездов, где можно прождать от десяти минут до получаса, потом подъезда с торца, плохо работающего небезопасного лифта, сейфовой двери в квартиру, где еще нет звонка, так как эти пошлые квазиптичьи трели немыслимо слушать и т.д. и т.п., - то, выйдя на балкон, я поразился тому, как время суток, глупый календарный час может смешаться, как подкрашенная жидкость, с совершенно иными изумительными вещами. С далеким гудком еле видимого парохода, с подвешенной на крюк связкой циклопических луковиц, с куртуазным приветствием их маленького сына, преувеличенно хорошо воспитанного. Стеллаж с его многочисленными фирменными игрушками по упорядоченности мог потягаться с таблицей Менделеева. У пухлого мальчугана должна была быть борода, сюртук и золотой брегет на цепочке через живот...

Они стремились к евростандарту - тотальной белизне и гладкости.

Непобежденной оставалась лишь лоджия, заваленная прелестными пожитками.

И сегодня, невзирая на время, превратившее случайности в пылеподобную труху, а из сильных впечатлений извлекшее острый и неизживаемый вкус, я все еще храню в себе невероятный и нежный вид с лоджии восьмого этажа их дома на холмистой окраине моей родины.

Я бы вообще-то хотел оставить эту топографию в своей памяти в виде чистого описания, без какой бы то ни было рефлексии.

Просто вид. Просто пейзаж.

И можно спокойно стареть, созерцая его.

Эти люди, к которым я пожаловал в гости, изначально относились для меня к той же породе тихого зрелища, я ничем общим не был с ними связан, и, кроме одного безумного друга - пьяницы, даже алкоголика, теряющего разум истерика, у нас не было почти ничего общего. Под "почти" я подразумеваю редкие встречи у редких милых людей.

- Через год здесь будет все устроено для барбекю, - важно заявила она.

- В лоджиях Рафаэля не жарят мясо, - пошутил я.

- Милая мамочка, я прошу прощения у тебя и у Микеши за то, что я рассыпал "леголенд" с пиратиками...

- Я-то прощу тебя, милый мальчик, немного повременив, но вот сможет ли простить тебя Микеша - большой вопрос. Ты ведь нарушил распорядок дня, а сейчас, тебе прекрасно известно, забывчивый друг, время, отведенное чтению и рисованию впечатлений цветными карандашами.

- Ой-ой-ой, но, может, он меня все-таки простит? Мне бы очень хотелось, чтоб он меня все-таки простил, я так боюсь его гнева, - запричитал ребенок как в сказке о хорошо воспитанных напроказивших детях.

- Наказание может усугубиться, если ты не избавишься от отвратительной привычки именовать Микешу в третьем лице. Поди в детскую, плотно закрой дверь, а я сейчас попробую поговорить с Микешей, - сказала она, без тени улыбки посмотрев и на меня.

Сдерживая слезы, мальчик ретировался, закрыв за собой дверь - тихо и плотно.

Через несколько минут до меня донесся тихий монолог:

- Микеша тебя не прощает, так как ты нарушил порядок. Он даже передал, что собирается прийти и наказать тебя.

В ответ раздался сдавленный писк.

- А сейчас будет сладкий стол. Ведь вечером так приятно почаевничать...

Мы перешли в просторную белую кухню, и я бы нисколько не удивился, если бы увидел четвертый прибор - для Микеши. Но его не было.

- Что-то наш мальчик расшалился, - тихо промолвил хозяин. Он вообще-то был в этом доме на вторых ролях, так сказать, певцом за сценой.

Стоит описать меню. Оно было душераздирающим: сладкий немецкий ликер цвета дыма над трубами завода "Крекинг", немецкие же кексы в серебряной бумаге, джем из консервной банки. Хозяйка сдержанно улыбалась этому импорту из ближайшего ларька. Да, еще у всех троих рядом с чайной чашкой лежал "Марс", и он должен был нас, как говорится в рекламе, "зарядить бодростью на целый день". Но день уже подходил к концу. По-моему, они просто отобрали гуманитарную помощь у какой-то старухи. "Вот это скупость, - подумал я, - от этого стола не может быть никакого стула". Тем более мы восседали на высоких неудобных табуретках.