Анатолий Рогов - Выбор

Недели через три Вассиан, конечно же, снова был у него.

Чуть ли не треть времени, а уж четверть-то точно проводил теперь там. Помогал, чем мог, по хозяйству. Выучился выстругивать ровные дощечки для книжных обложек, выучился сшивать и склеивать воедино отдельные книжные тетради. Как отошла весна, ходил с Нилом с корзинами за землей для подсыпки в плотину. Более двух ходок в день не осиливал, хотя был лет на тридцать моложе старца.

Но главное, они без конца говорили "о всем, про все", по выражению Нила, но больше всего, разумеется, о Боге, о духовном, о строении души, о человеках, вселенной. Вассиан тогда как раз читал впервые Ефрема Сирина, Григория Синаита, Нила Синайского - Нил-то знал большинство великих богословов и отцов церкви чуть ли не наизусть, особенно Василия Великого, Иоанна Златоуста, Варсонофия и Исаака Сирина, - и обязательно расспрашивал, что нового, особо ценного узнал и понял Вассиан у каждого из них. Читал Вассиан и совсем недавно переведенные новгородским архиепископом главы Ветхого Завета, которых раньше на русском языке вообще не было, - Нил-то и их читал по-гречески давно и тоже кое-что переводил для своих книг, - так тут он прямо засыпал его вопросами: ужаснулся ли Вассиан жутким жестокостям евреев, о коих говорит Иисус Навин? Целые же народы вырезали до последнего младенца, чтоб самим благоденствовать. Почему Господь допустил это? Как он думает? И что про яростные возражения Иова Господу думает?

И эллинских мудрецов-философов они много обсуждали: Платона, Овидия, Аристотеля, Гомера, Аристофана. Их Нил тоже знал хорошо. Вассиану же пришлось немало подчитывать.

А то Нил вдруг поинтересовался, какие деревья, травы и цветы он любит, каких зверей и птиц.

Оказалось, что и эти миры знает и любит, как редко кто.

А однажды встретил его тихо плача и не мог даже говорить, помахал лишь рукой, погоди, мол, а потом показал на стол, чтоб взял лежавшее там письмо. Оно было из Москвы, и в нем сообщалось, что неожиданная и непонятная опала великого князя государя Ивана Васильевича пала ныне и на внука Димитрия, и мать его Елену, что обоих упрятали в Кремле в темницы и объявлено, что кто-то - имена не названы! - злобно оклеветал великую княгиню Софью Фоминишну и сына ее Василия и посему опала с них отныне снята и недавно уже Василий торжественно провозглашен наследником престола, великим князем Новгорода и Пскова, а заточенный в узилище внук Димитрий Иванович всех титулов лишен...

- Не мог он оклеветать! Не верю! Ясный же был. Я говаривал с ним, с отроком. Чистый же. Добрый... И она не могла, тоже говаривал с ней... Господи, как страшно возле власти-то, когда ее так много... Слишком много...

Вассиану тоже было безумно жалко Димитрия и Елену, глаза тоже заволокли слезы, и в душу его опять наползла та черная, каменная тягость, которая была в ней год назад и про которую, к великой своей радости, он уже стал забывать. Да, видно, рано. Он же знал их совсем хорошо и теперь-то ясно, отлично понимал, что там не простая клевета, что там в толстых, глухих каменных стенах крутится, извивается денно и нощно гигантский клубок, подобный жуткому огромному клубку ядовитейших змей, с острых, раздвоенных жал которых капает, брызжет, растекается во все стороны непрерывная зловонная ядовитейшая клевета. Сразу с двадцати, с тридцати, со ста жал попробуй уследи, с какого в тот или иной момент. Непрерывно же извиваются, безостановочно. И при чем тут действительно ясные как день Димитрий и Елена?..

Расспрашивал Нил Вассиана и про его давние с отцом иноземные и судные дела.

- Великие выгоды державе приносили. Все суды в руках держали. Вершителями жизни небось себя полагали?

- Было, - согласился Вассиан.

- Еще бы - братья самих государей, как не быть! Но ведь вершитель жизни только Он. А был Он тогда в тебе? Чувствовал ли ты Его в себе? Все ли делал по Его воле, по истинной справедливости?

Отвечал, что никогда не забывал о Нем, действовал, мол, по Божьим заповедям и законам, как велят вера и церковь.

- Но был ли Он в тебе? - переспрашивает. - Чувствовал ты Его в себе?

- Нет, не чувствовал. Не думал тогда о Нем больно-то. Был Он и был помнил это, но в себе никогда Его не чувствовал.

- А как же ты тогда выступал вершителем жизни?! Как же творил все, что творил, когда его в тебе не было?! Да еще якобы Его именем!

"А правда, как?!" - ужаснулся Вассиан, понимая, как жил прежде-то.

- А нынче чувствуешь хоть иногда Его в себе?

- Да.

- Так это душа твоя на Егория воскресла и почуяла Его наконец. А до этого не было в тебе твоей подлинной души; в детстве, видно, еще потерял или загубил великими державными делами князя Василия Патрикеева. Это он в тебе умирал после пострижения-то, только князь умирал, а остался ты подлинный как человек. Постигаешь ли это, любимый мой?