Константин Леонтьев - Одиссей Полихроніадесъ

О! я видѣлъ это и какъ будто не видалъ. Дѣвушки уже прятались отъ меня, прыгая стремительно назадъ съ серьезнымъ и невинно-жалобнымъ видомъ, если случайно встрѣчались со мной при входѣ въ чужой и дружескій домъ!

Вотъ я что́ былъ теперь! Вотъ я что́ сталъ за этотъ годъ!

Воиномъ я правда не былъ… Да! воиномъ меня никто не считалъ. Но зато я былъ нѣчто иное, нѣчто такое, что́ важнѣе всего. Я былъ купецъ , искусный и твердый эмпоросъ , въ два дня добылъ для старѣющаго отца деньги, которыя нѣсколько лѣтъ не могъ выручить самъ этотъ отецъ; пріѣхалъ, вынудилъ и взялъ и, вынувъ тяжелый узелъ изъ кармана, бросилъ его небрежно на столъ предъ матерью, говоря равнодушно:

— Матерь моя! Вотъ деньги родителя. Это изъ села Джамманда́!

И прочь отошелъ отъ стола, заложивъ руки совсѣмъ по-европейски въ карманы узкихъ панталонъ.

Пріятенъ неожиданный звонъ благороднаго металла, упавшаго на столъ! И счастливой матери остается только сказать, всплеснувъ руками съ умиленіемъ:

— Живи, мой сынъ! Живи, мой сынъ! Ты уже столбъ для семьи и дому хозяинъ истинный! Живи, мой сынъ.

— Да! я и намѣренъ теперь жить и наслаждаться жизнью, ибо у меня все уже почти есть и все почти уже я дѣлать умѣю!

Еще лѣтъ пять, еще пять-шесть лѣтъ, и я не такой домъ воздвигну въ Загорахъ нашихъ, а немногимъ развѣ хуже конака Шерифъ-бея, съ рѣзными и лѣпными украшеніями потолка и стѣнъ.

Живи, Одиссей, конечно живи!.. И куропатки замужнія вездѣ ходятъ тихонько, выглядывая, ожидая тебя, птицелова, и свѣчечки разубранныя и дѣвственныя, повсюду припасенныя для тебя, молодца, въ тиши православныхъ гинекеевъ , смиренно ждутъ, чтобы ты принялъ и возжегъ въ нихъ во время благопотребное предъ алтаремъ церковнымъ пламя и честное, и законное!..

Не скажетъ теперь Несториди, что я только скромный учитель. Онъ скажетъ: «Нѣтъ, я ошибся! Одиссей купецъ; онъ эмпоръ . Онъ можетъ стать скоро богатымъ архонтомъ не только въ селахъ загорскихъ или въ достославной Іоаннинѣ, но во всякомъ градѣ и странѣ, и христіанскою, и мусульманскою вѣрой живущихъ!»

Такъ ликовалъ я, не зная, что мнѣ придется скоро опять раскаиваться… И какъ глубоко, какъ постыдно!..

Загоры — гористый округъ южнаго Эпира; онъ начинается около самой Янины и долгое время былъ подобенъ небольшой христіанской республикѣ подъ властью султана, на опредѣленныхъ особенныхъ правахъ. Загоры въ старину управлялись своими старшинами и имѣли своего особаго представителя при янинскомъ пашѣ. Теперь этотъ край приравненъ къ другимъ уѣздамъ Турецкой имперіи. Мусульманскихъ селѣ тамъ нѣтъ и прежде не было.

Содержатель хана, постоялаго двора.

Аба — такъ зовутъ и толстое сукно мѣстной работы, и самую одежду, изъ него сшитую.

Джелатъ — значитъ палачь; но у турокъ настоящихъ, казенныхъ палачей никогда не бывало — ремесло это грѣхъ и позоръ; но въ крайности нанимаются временно какіе-нибудь бѣдные люди для исполненія приговоровъ. Вѣроятно этотъ турокъ нанялся, потому что ему были очень нужны тогда деньги.

Налбантъ — коновалъ или вообще человѣкъ, который лошадьми занимается, куетъ ихъ и т. п.

Бейопуло — дитя бея, молодой баринъ.

Въ западной Турціи, въ Албаніи, Эпирѣ, другихъ сосѣднихъ странахъ существуетъ, какъ извѣстно, и у мусульманъ и у христіанъ старый обычай побратимства.

Деревенскіе шальвары.

Память о языческомъ Харонѣ сохранилась у христіанъ Эпира. Они часто употребляютъ слово ὁ Χὰροσ (о Ха́росъ) вмѣсто слова смерть. Есть много и пѣсенъ деревенскихъ о Харонѣ, или о смерти.

Какаранца — капитанъ, начальникъ повстанцевъ или грабителей.

Костарасъ — то же, что́ и какаранца.

Киръ-Георгій Бинбука — какой-нибудь сельскій богачъ, ограбленный охотниками Гриваса.

Анагностъ — чтецъ. На Востокѣ та часть церковной службы, которая у насъ предоставлена дьячку, обыкновенно исправляется юношами или дѣтьми, нерѣдко изъ богатыхъ семействъ.

Старинная восточная одежда; разноцвѣтная, широкая и длинная, наподобіе рясы и подрясника.

Шкапы въ стѣнахъ; когда они хорошо расписаны или покрыты искусною рѣзьбой, то они очень украшаютъ комнату.