В Розанов - Люди лунного света

Но как бы то ни было, есть подозрительность к полу в общечеловеческом сознании, у всех народов, во все времена. "Похабщина", т. е. цинизм в отношении пола, всегда и всюду существовавшая, доказывает совершенно определенно, что всегда и везде затрагивать пол1, хотя бы в разговоре, было щекотливо, что от этого смущались, что этого стыдились. Вот эта сторона пола, нечто для общенародного сознания темное в нем (как в гоголевской русалке-мачехе) и послужило источником возникновения общенародной брезгливости к полу, выразившейся в создании монастырей, безбрачного духовенства и т. д., вне христианства, - и кое-что отсюда, из готового, бытовым образом, перешло к нам (католический целибат и т. п.)2.

--------------

(продолжение сноски со стр. 375)

мучительные, хотя законно не мотивированные, - однако все сошлись в один уголок: что остался хотя где-нибудь, в одной частице христианского населения, древний lepot; тоцо?, "священнобрачие", не по предшествующему обряду, а по характеру течения. Совсем другое само-осязание, самообоняние, само-вкушение, само-мышление, само-воображение!!! Тут бы еще подлить нечто от "Песни Песней"... нечто от омовений... из немного "священных курений"... Но как трудно, в христианстве, изречь словесно-положительное. Ведь и в духовенстве все совершилось "бытовым образом", все вошло "фольклором", а не через "Свод законов". В "Своде законов" указаны только "нельзя" (дни)... Может быть, только через 500 лет зазвучит и в законе: "следует", "должно", "желанно". В. Р-в.

1 "Трогать его" так же нельзя, как "трогать", обнажать, выводить "к свету" и "на открытый воздух" корни растений, деревьев. Вредно, убивает и, наконец, "грязно" (копаться в земле). Отсюда всемирный инстинкт отвращения к такому "копательству около корней". В. Р-в.

2 Если бы только так, т. е. не принципиально... Но не будем спорить, до того удобна и "спасительна" эта точка зрения. Следуя ей, нужно бы стремиться к справедливым и неизбежным переменам в церкви, особенно касательно брака, и не юридическим способом, а бытовым способом, все погашая и умягчая вражду и преследования к "нарушениям" закона, слишком от древности "жестоковыйные". Мне, напр., известен случай, когда один вдовый священник никак не мог расстаться с любимой им женщиной, с которой он жил. Тогда епископ местного града - лицо высокого (общерусского) авторитета, узнав все от священника, пожалел

376

Мне хочется рассказать вам нечто об авторе напечатанных (стр. 144) у вас "Воспоминаний", которого и я знавал. Это по наружности очень неуклюжий, худощавый и высокий человек. Но собственно женского1 в лице ничего особенного нет. Теперь здоровье его весьма пошатнулось, память ослабла, внимание ему трудно сосредоточивать на изучаемом; но ранее способности его были превосходны: сообразительность, память, интерес - все отлично, и вообще какая-то врожденная (говорю о крестьянине, заметьте) интеллигентность. Явное уклонение от ручного труда, мало, думается мне, любви к природе, но весьма большое стремление и вкус к труду умственному, к учительскому слову, к изобретению и к чтению книг, к эстетике, искусственной жизни2. Сердцем он весьма добр, нищелюбив (и его любят нищие), охотно всем помогает, услужлив. Не любит, не выносит грубостей3, пошлостей, руготни, очень терзается даже одним неприветливым словом и несколько дней не может после успокоиться.

На свою особенность ("S") он смотрел сперва просто, но

-------------

(продолжение сноски со стр.376)

его и сказал: "Ну, что делать, я вас переведу в глухой приход, и там разговоров не будет". Т. е. позволил епископской властью. Другой подобный случай был с одним южно-русским епископом: его полюбила одна (увы, замужняя) женщина и, оставив мужа (чиновника не крупного), следовала за епископом, куда его ни переводили. Мне передавали о грубых словах ("возите с собой бабу"), в которых кричал на него Победоносцев, уволивший его "на покой". Но другие епископы мне о нем говорили, качая головой: "И какой он прекрасный человек, воспитанный, деликатный, к священникам был милосердый". Явно, не будь святого гонения, они "товарищеской иерархией" смежили бы глаза на "случай" и "исключение". Точно так же следует, "не споря с канонами" и не "нарушая закон", - вообще погружать в темноту и безмолвие "случаи", никогда не расторгать счастливых супружеств, как бы "неправильно" они ни были заключены, и расторгать все несчастные; внебрачных детей "привенчивать" (как было постоянно но Петра Великого)... Века через два тогда картина семьи вовсе бы изменилась, и изменилась без всякого "консисторского скрипа" около нее. Последний идеал, однако, полное восстановление библейской семьи, библейского многочадия, гладкости и тишины. Сюда надо внести правило: "надломленной трости не преломи". В. Р-в.