Николай Бажин - Степан Рулев

— Я могу сделать и то и другое, — сказала Тихова.

— Превосходно, — весело сказал Рулев и вскоре за тем ушел. Он не без основания распространялся о развитии характера человека. «Полезно, — думал он, — Пусть не воображает, что одним хорошим воспитанием можно сделать и хорошего человека».

На другой день вечером Рулев младший отправился в отцовский дом. В маленькой комнате, выходящей на двор, старый капитан в фуфайке и картузе своем сидел у столика, придвинутого к окну, и играл в карты с старым ротным товарищем, таким же седым и израненным великаном.

— Ваш младший сын приехал? — спрашивал гость, заметив через окно Рулева, когда тот входил в калитку отцовского дома.

— Приехал, — коротко ответил старик.

— Вы с ним что же, капитан? в разладе? — спрашивал полковник.

— Нечего мне с ним возиться, — произнес старый Рулев, останавливаясь и поднимая свою седую голову. — Он мне не сын; а об отце своем ему бы надо было спросить у своей матери, — докончил он и сверкнул глазами. Потом он опять опустил голову и дрожащими руками продолжал сдавать карты.

Степан Рулев проходил мимо окна и все слышал. Он побледнел, потому что на клевету и сплетню смотрел как на такого рода мошенничество, которое мешает судить о людях по их действиям, представляя честные поступки в уродливом и грязном виде. К клевете и всякой лжи он относился в высшей степени беспощадно. Здесь же дело шло еще об умершем человеке, и Рулев чувствовал себя в таком же положении, как если бы стоял лицом к лицу с человеком, бившим беззащитного ребенка. Он прямо пошел наверх.

Плакса сидела за работой одна и пела свою песенку. Рулев поздоровался с ней и сел. Он был, повидимому, спокоен, но немного бледнее обыкновенного.

— Вот что, — говорил он ласково, — вы можете найти работу гораздо выгоднее теперешней. Вам нужно будет сходить для этого к одной очень хорошей и доброй девушке — переговорить. Вот адрес ее. Вы читать умеете?

— Нет, — тихо сказала Плакса, — не умею. — Она уж не смотрела, как прежде, на Рулева и тихо работала.

Рулев прочитал ей адрес.

— Не забудете? — спросил он ласково.

— Не забуду, — ответила она также тихо и все работала.

— Если забудете, — можно будет попросить кого-нибудь прочитать, — сказал Рулев, положил адрес, встал и прошелся пр комнате. В саду ходил Андрей Никитич с Сашей. Внизу все еще говорили. Рулев прислонился к стене, закурил папиросу и посмотрел на руки — руки дрожали.

— Вы завтра, может быть, будете иметь время? — спросил он опять Плаксу.

— Завтра я зайду к ней.

— Хорошо; прощайте пока! — сказал Рулев и спустился вниз. Он прошел в сад, сел около ворот на скамью, снял фуражку и задумчиво начал курить. Андрей Никитич увидел брата и подошел к нему.

— Здравствуй! — сказал он.

— Здравствуй! — равнодушно ответил тот, бросил папиросу и молча начал ломать какую-то ветвь.

Андрей Никитич почувствовал себя не совсем ловко.

— Давно ты здесь? — спросил он, садясь.

— Недавно.

Наступило молчание. Старший брат кусал губы.

— Теперь, — заговорил Степан Рулев с желчной улыбкой, — ты себе вопросы задаешь: зачем я тут сижу? Тебя я не искал, в дом не иду, прочь не убираюсь и тебя ни о чем не спрашиваю — спросил бы прямо: чего, мол, тебе надо? да и конец.

Он посмотрел на брата и засмеялся. Тот тоже смеялся.

— Так знай же, что мне с отцом надо переговорить, — да у него гость, — объяснил Рулев.

— С отцом? — спросил, удивившись, старший брат.

— С отцом, — повторил Рулев младший и, увидев уходившего полковника, надел фуражку и ушел из сада.

Старый капитан все сидел у стола, надвинув на глаза картуз и перебирая карты. Начинало темнеть. Вошел его младший сын. Старик взглянул на него и продолжал тасовать карты.

— Я хочу с вами говорить, — сказал Рулев, закрывая окно и садясь у другого конца стола.

Капитан все сидел в прежнем положении.

— Мне нужно было, вы говорите, спросить мою мать о моем отце? — прямо начал Рулев, смотря на отца.

— Ого! — сказал, выпрямившись, старик. — Это что ж будет?

— Разговор будет, — холодно ответил Рулев. — Какое право имели вы сказать это? На чем основывались?

Старый капитан облокотился на стол и положил подбородок на ладони. Глаза его засверкали из-под седых бровей на сына. Он несколько минут молча смотрел на него.

— Ты, брат, думаешь, что я толковать с тобою стану? — спросил он сурово.

— Читайте, — сказал сын, бросив на стол перед отцом записку учителя.