Александр Амфитеатров - Семейство Ченчи

— Это все родители, братцы да сестрицы васъ ссорятъ. Бросили бы вы папашинъ домъ, наняли бы квартирку… вотъ хоть у насъ есть свободная.

— Это вѣрно, — подтверждалъ мужъ, — клянусь: я ничего не имѣю противъ тебя, а только не терплю твоихъ родныхъ. Поселимся отдѣльно, и вотъ увидишь, какъ хорошо заживемъ. Я много виноватъ предъ тобою, но все заглажу…

Миражъ счастья соблазнилъ давно не видавшую его женщину. Она согласилась разойтись съ родными… Но, когда на другое утро она пріѣхала за сыномъ, гостепріимная семья встрѣтила ее, какъ незнакомую:

— Что вамъ угодно?

— Гдѣ мой сынъ? мой мужъ?

— Почему мы знаемъ, гдѣ они скитаются? Пожалуйста, оставьте насъ въ покоѣ съ вашими грязными исторіями.

Одураченная ловкимъ заговоромъ, женщина стала грозить, шумѣть — ей засмѣялись въ лицо и вытолкали ее вонъ.

Она приходила еще и еще: одинъ разъ даже поймала мужа въ нѣдрахъ его новаго семейства — даже вцѣпилась въ него руками; на нее набросились всею семьею, оторвали ее отъ мужнина сюртука и вышвырнули на улицу, а мужъ тѣмъ временемъ улизнулъ, куда глаза глядѣли.

— Я буду караулъ кричать, стекла бить стану! — грозитъ несчастная, въ безуміи отчаянія.

Ей хладнокровно возражаютъ:

— Ахъ, сдѣлайте ваше одолженіе! По крайней мѣрѣ, тогда будетъ улика на лицо, что къ намъ въ домъ ворвалась сумасшедшая и скандалитъ.

Только послѣ этой долгой, но безполезной погони за украденнымъ сыномъ, пришелъ конецъ долготерпѣнію бѣдной женщины. Скрѣпя сердце, она отреклась отъ мужа и подала прокурору жалобу, обвиняя семейнаго тирана въ безнравственныхъ покушеніяхъ на дочь и въ похищеніи ребенка.

Родитель продолжалъ скрываться и отличаться. Не зная о жалобѣ, но предполагая, что жена ведетъ противъ него какую-нибудь законную мину, онъ, во избѣжаніе розысковъ и повѣстокъ, жилъ непрописаннымъ. Нѣсколько времени спустя, онъ выкралъ у жены и другого сына — четырехъ-лѣтняго… Но эта покража оказалась менѣе удачною: сестренка похищеннаго мальчика выслѣдила отца до Рязанскаго вокзала и видѣла, какъ онъ сѣлъ въ дачный поѣздъ, — значитъ, живетъ гдѣ-нибудь на подмосковной дистанціи. Нашли его близъ полустанка Малаховки: выдаетъ себя за вдовца и жуируеть въ свое удовольствіе. Дѣтей отдать отказался: закономъ къ тому не обязанъ, — а жены не желаетъ знать.

Моя довѣрительница, — по собственному ея признанію, отъ всѣхъ этихъ издѣвательствъ она была одною ногою въ сумасшедшемъ домѣ, поѣхала въ Петербургъ и подала на Высочайшее имя прошеніе объ отдѣльномъ видѣ и возвращеніи ей дѣтей. Въ комиссіи прошеній пришли въ ужасъ, прочитавъ мотивировку просьбы; обычно продолжительныя въ такихъ случаяхъ справки на этотъ разъ были наведены съ рѣдкою быстротою, и черезъ мѣсяцъ злополучная семья вздохнула свободно, выйдя изъ-подъ кошмара отцовскихъ уродствъ…

Мать получила возможность распорядиться судьбою дѣтей и воспитывать ихъ прилично, безъ трепета и за ихъ будущее, и за ихъ честь. Добиться такой самостоятельности и законныхъ правъ на самозащиту было единственною цѣлью моей довѣрительницы, когда она подавала жалобу. О карѣ преступнику она не думала. Напротивъ, теперь, когда высшее правосудіе дало ей искомыя права, она взяла на себя новую и не легкую задачу — спасти виновнаго мужа отъ позорнаго наказанія, а семью — отъ „марали“. Съ этою цѣлью, когда дѣло разбиралось на судѣ, и мать, и дочь воспользовались предоставленнымъ имъ правомъ отказаться отъ показанія. Родственники потерпѣвшихъ давали показанія сдержанныя и осторожно-двусмысленныя. Ни одинъ опасный свидѣтель не былъ вызванъ. Словомъ, счастливаго психопата вытащили за уши изъ омута тѣ самыя овцы, среди которыхъ онъ всю жизнь былъ волкомъ. Великодушіе, очень дурно понятое и оплаченное: повѣренный подсудимаго, попросивъ судъ объ удаленіи свидѣтельницъ изъ залы засѣданія, безцеремонно облилъ ихъ помоями безпутнѣйшихъ выдумокъ, натолкованныхъ ему полусумасшедшимъ кліентомъ… Представитель обвинительной власти, усматривая недочеты въ слѣдствіи, обжаловалъ оправдательный приговоръ, и дѣло перешло въ судебную палату.

Моя довѣрительница радовалась, что удалось спасти мужа, пока ей не выяснили послѣдствій оправданія: мужъ опять получаетъ право на дѣтей, а она остается посмѣшищемъ, облитая помоями адвокатскаго краснобайства… За что?

Подъ впечатлѣніемъ этого удручающаго „за что?“, потерявъ вѣру въ правосудіе, съ ненавистью къ людямъ, полная слезъ, проклятій, истерическихъ выкриковъ, бродила она по улицамъ, какъ пьяная, не помня себя — и сама не могла мнѣ объяснить толкомъ, какъ зашла она, что повлекло ее къ Толстому, котораго она до тѣхъ поръ никогда не видала и даже читала мало… И Левъ Николаевичъ разговорилъ ее…