- Ты ж сама говорила: хорошо бы к морю ездить. Ты что, забыла?
Он где-то парил и был поверх всего, что произошло там вчера с этим злосчастным учебником. Он жил тем, что происходило сейчас, и только сейчас. Каждая секунда была наполнена до краев.
Он чувствовал себя беспричинно счастливым. Это даже подло, что он так счастлив, когда ей плохо. Но она ему была во сто крат ближе вот такая, совершенно беспомощная.
- Ты только сдай, будем каждый день на море ездить.
Я лодку одолжу, у меня там знакомый имеется, у него лодка.
Знаешь, как здорово. В штиль можно до самых Островов на лодке дойги.
Он сам не знал, что говорит. Все спуталось, и он нс мог остановиться.
Когда пришли к заводу, Жужелка, сев на скамейку у высокой каменной ограды, поправила юбку на коленях и послушно, как маленькая, раскрыла учебник, сказав ему:
- Ты иди Я 1ут буду ждать.
Он не мог видеть ее такой поникшей.
- Клена! Ты самая замечательная девушка на свете.
Она подняла голову и посмотрела ему в глаза.
Все, у кого в запасе не четыре, а гораздо больше часов, да знают ли они, что это такое - короткие секунды? Это же целая жизнь!
- Хочешь, я стойку выжму?
Она улыбнулась. Первый раз за весь день. До чего же ей идет, когда она улыбается!
- Хочешь?
- Тебе идти надо. Что ты придумываешь?
- Нет, ты скажи, хочешь?
Она засмеялась и заправила в юбку выбившуюся кофточку.
- Иди же. А то еще на твое место кого-нибудь возьмут.
Он положил возле нее на скамейке пиджак, сверток и кулек.
У двери бюро пропусков оглянулся. Жужелка сидела, уткнувшись в учебник.
Он взлетел на второй этаж, сунулся в окошко за пропуском - он страшно торопился.
- Обеденный перерыв, - сказали ему.
Он скатился обрадованно вниз, распахнул дверь. Сколько минут он бессмысленно потерял!
- Обеденный перерыв сейчас, - сообщил он Жужелке.
- Да? Ну ладно. Обождем. - Краешком глаз она взглянула на него, не отрываясь от учебника.
Ветер поднимал пыль, кружил, прибивал к каменной ограде завода окурки, шелуху семечек, мелкую гарь отходов.
Лешка откинулся на спинку скамьи. Возле молоденьких посадок еще слабой акации сидели на узлах или прямо с краю тротуара, упираясь ногами в булыжник мостовой, расторговавшиеся на базаре женщины. Они ждали попутную машину и терпеливо сидели рядком в своих теплых цветных кофтах, окруженные покупками. Блестела на солнце цинковая детская ванночка.
А дальше, за ними, где булыжник круто скатывался вниз, поблескивала вода Кальмиуса и взлетал над рекой мост.
Неподалеку продавали мороженое. Лешка сорвался с места, прошелся взад-вперед возле мороженщика и вернулся ни с чем.
Сколько раз мечтал накупить Жужелке вволю всех сортов мороженого, но на эти деньги не стал.
- А когда ж мы теперь к морю пойдем? - спросила вдруг Жужелка.
- После. Или, если хочешь, - сейчас. Можно прямо сейчас пойти.
- Лучше сначала дождемся ответа. Тогда пойдем.
Ветер затеребил ее юбку, и Жужелка обеими руками ухватилась за подол, натягивая юбку на колени. Она задумчиво уставилась вдаль на поднимавшийся вверх город.
Лешка протянул ей сырник. Она взяла и стала есть. Сырники оказались как нельзя кстати, оторваться от них было невозможно. Они с аппетитом уплетали их, пока не опорожнили весь кулек. Мировая бабка, эта старуха Кечеджи.
Самосвал, груженный железным ломом, требовательно сигналил у заводских ворот. Лешка не спускал глаз с него, пока он не скрылся за воротами. Может, это с кроватной фабрики привезли.
- До чего же тянется этот обеденный перерыв, - сказала Жужелка.
- Теперь уже недолго осталось.
Он смотрел сбоку на ее круглый подбородок, подхваченный снизу платочком, на крепкие губы. Перевел дух, сказал сурово:
- Больше ты не будешь спать во дворе. - В голове мелькнуло: может, во дворе ей спать все же лучше, потому что у матери ведь ночует шофер, но он повторил:-Это не дело-одной.
Позови Полинку, пусть и она с тобой.
Но она только отмахнулась:
- Опять ты распоряжаешься.
Она вдруг заметила Лешкин пиджак и сверток.
- Зачем ты это взял?
- А почему бы нет? Дождь, например, посыпет.
- Нет, зачем ты это взял? Нет, нет! Ты что-то скрываешь.
А вчера сказал, что ничего не будет. Ты что, соврал? Соврал? Ты скажи.
Он развалился на скамейке, вытянув ноги.
- Вот еще. Что за истерика? Что мне может угрожать? Что я, чижик какой-нибудь, что ли. Поплаваю на "грязнухе", мне стаж отстучит. Для того и иду. А ты думала, для чего? Можег, в техникум подамся вечерний. В какой-нибудь дохленький, где полегче. - Он чувствовал: она напряженно слушает. А его так и несло: на вот, получай. Ведь ей такие нравятся.-Что важно?
Читать дальше