Михаил Садовский - Под часами

Конечно, у Автора Время было совсем иного рода, и он дорожил им, и бояться ему было чего и за что... ему было, что терять... но он вдруг все яснее начал ощущать свою силу во времени... это даже объяснить и сформулировать ему оказалось трудным, потому что раньше такого не было. Краем уха он слышал о таком ощущении времени -- что можно быть счастливым в любом положении. В любом! А, значит, дорожить временем... чтобы успевать сберечь и продолжить имеемое. И в то же время, он ощущал свое наполнение временем. Выражалось это во все большей внутренней независимости от тех, кто думал, что управлет великой рекой, или даже формирует ее.

Автор стал ощущать свою силу. К нему пришло понимание своей самости, и это не имело никакого отношения к комплексам величия, неповторимости, единственности, которые так удручали его, особенно в последнее время, во всех эти руководящих пешках, начиная с райкомовских и кончая теми, что постоянно вылезали из новостей телевидения и первых полос газет. Он ощутил вдруг, что то, что он имеет, неповторимо -- оно в нем, оно неотнимаемо! Ибо оно в нем! И оно интересно тем, кто плывет с ним рядом по реке Времени. Когда он стал анализиоровать, то нашел момент поворота -- пьеса! Больше того -- точнее: осознание стихов Сукина в пьесе. Это были стихи, которые бы он хотел родить сам. Ни Пушкина, ни Пастернака, ни Мандельштама... никого никогда -- он преклонялся перед ними... и дело не в том, что не мог посягнуть даже в мыслях на такое -- нет. Мечтать-то можно о чем угодно, тем более, ни с кем не делясь... но он не представлял любимые стихи других поэтов

-- своими... а эти... эти настолько были его, что он даже замирал порой и начинал думать: а правда ли, что я их нашел, достал.... Они, может быть, мои? Ну, если не по принадлежности -- по сути: точно мои! Точно! Это я... это он писал изнутри меня самого... вот с этого момента осознания стихов С. Сукина, он почувствовал, что Время -- река, все вокруг пловцы, и тот, кто хочет прокатиться на чужой спине, не достоин ни общения, ни улыбки.

Неизвестно почему, он вспомнил про Соломона недели через две и вдруг прямо из города, даже не позвонив Татьяне и бросив все дела, пошел на вокзал и сел в электричку.

Когда он вышел на станции, разглядел двух низеньких пожилых евреев, тащивших с рынка полные авоськи, и спросил у них, где старая сгоревшая синагога. Они указали ему -- значит, он не ошибся, а за спиной, удаляясь, он слышал, как муж говорил: "Что это значит? Уже второй сегодня спрашивает? Может, ее будут реставрировать? - и жена отвечала ему страшно картавя: Реставрировать! А вейток ин майн коп[9] они будут реставрировать! Как только евреям начинают помогать жить -- льется кровь! " - Автор широко улыбнулся и не стал оборачиваться...

- От какого Лени? -- Спросил Соломон

- Соломон Михайлович, Вас Леня встретил в синагоге и помог доехать домой...

- А!!! -- обрадовался Соломон. -- А вейлер ят[10]- сказал он доверительно. -- А вы его друг?!

- Учились вместе.

- И как он себя чувствует? Он заболел и просил Вас меня навестить... это же надо! Какой хороший человек.... -- Соломону поговорить было не с кем, и его будто прорвало...

- Нет, он не заболел. Здоров. Просто вы же знаете его обстоятельства...

- Какие обстоятельства? -- Перебил Соломон...

- Он Вам ничего не объяснил?

- Нет... ничего... - растерялся Соломон...

- Понимаете, Соломон Михайлович, - начал нерешительно Автор, выгружая на стол в темной комнате деликатесы, о которых Соломон и не мечтал: банку растворимого кофе, две банки сгущенки, сыр в промасленной бумаге, кулек сосисок, баночку сметаны...

- Боже! -- Воскликнул потрясенный Соломон, - где Вы это достали...

- В Союз зашел...

- Куда?! -- Совершенно растерялся Соломон... - в союз???

- Да, в Союз писателей.

- Там можно так отовариться? Это же...

- У меня там знакомая буфетчица... - рассмеялся Автор...

- А! -- Понимающе подмигнул Соломон и вдруг посерьезнел. -- Что случилось у Лени?...

- Вы же опытный человек. Он вам говорил, что хочет уехать...

- Конечно! -- Обрадовался Соломон... -- А что такое?.. и вы?

- Ну, при чем тут я, Соломон Михайлович, дорогой!... просто он не хотел Вас подводить... он говорит, что за ним следят, что он в отказе, и чтобы Вам не навредить... он не хотел наводить на ваш дом...

- Понял, понял, понял, - горестно закачался Соломон.... -- ой, а за ер аф мир, я все понял, понял, понял, понял... а за ер аф мир.... он меня не хотел... бедный мальчик.... как меня можно подвести... меня подвести нельзя...

он что же такой маленький, что ничего не понял.... он же... Готеню... -- Собеседник уже испугался не на шутку, что этот старик впал в безумие, и не понятно, что с ним делать... Но тут Соломон остановился и сказал совсем твердо по-мужски. -- Скажи ему, что он а нар[11] Понимаешь, ду форштест?... -- дальше его речь была такой путанной и быстрой, что казалось он знает, что через минуту смерть настигнет его, а он не сказал самого, может быть, главного в жизни. -- Их хоб фарлорен... я потерял все... алц... и мне... их вейс нит, я не знаю, что я еще кен я не могу бояться... мне нечего их бояться... поэтому они меня боятся, что не могут меня напугать... мне нечего бояться унд их хоб алц фарлорен ин майн жизнь... [12] их хоб гемейнт... я думал... я хочу уехать в Иерусалим. Это моя мечта... а сосиски придется вам везти назад... а! Такие сосиски? Ви спросите, почему? -- Я вам отвечу: у меня нет холодильника!... -- и он чуть наклонившись вперед, развел руки.