Нина Садур - Панночка

Хвеська. Тьфу на тебя, Дорош. Тут человек вот-вот развалится на наших глазах, а ты раскричался - Дорош, Дорош, как глупый кочет на заре. Все знают, что ты Дорош, но никто так сильно этому не радуется, как ты сам.

Дорош. А что ж, я есть Дорош, и уж точно, что нигде я не летаю по ночам и не плачу, я только то и хотел сказать, что не плачу потому, что я не баба, а козак. Однако ж надо Философа обратно в чувства приводить, потому что он опять обмер весь и затвердел, как кукла. Философ? (Тот молчит.) Послушай меня, Философ. Вот я, Дорош...

Хвеська. Дорош!

Дорош. Цыц, баба! (Философу.) А вот горилка. И я лью ее тебе. Возьми и выпей. (Молчание.) Это горилка добрая, Философ, и испокон веку ее пьют живые люди, чтоб им веселей было разговаривать со своими товарищами и чтоб ночью им крепче спалось. Так что выпей, Философ, и не обижай людей отказом.

Философ. А что, те младенцы, что ночью смеются и плескают прямо в очи теплым молоком, где же от них пепел? Я б собрал его...

Хвеська. Ой, лишечко!

Дорош. Я знаю, что ты ученый человек. Философ; с этим никто тут не спорит, но слов твоих я не понял. Что за младенцы и какой от них пепел? И что с ними стало, раз ты ищешь пепел от тех младенцев?

Философ (напевает). Ой лю-лю, мое дитятко, спи-тко усни, дитя материно, все ласточки спят и касатки спят, куницы спят и лисицы спят. Первый Мишка, второй Гришка, третий Ванюшка-сынок, сынок, милый паренек... Ой лю-лю, мое дитятко... Где ж от них пепел-то?

Пауза. Дорош пьет.

А те деревья, с которых кровь льется. За что с них кровь льется?

Дорош. Мы того не знаем, Философ.

Хвеська. Мы, если б знали, мы бы сказали, пан Философ.

Дорош. Но мы того не знаем.

Хвеська. Мы такого даже не видали никогда, слава Богу.

Дорош. Да, слава Богу.

Философ (прислушивается к их голосам). Нет, это живые голоса. Это радостные голоса. Эти голоса никого не обидели. Отчего же тогда с деревьев кровь течет? Я же знаю, я видел, что течет...

Дорош (Хвеське). Ну вот что, баба. Бабы народ глупый, но скажи ему ты, потому что Господь тебе дал нежный голос, а козаку дал голос грубый, так что скажи ему нежным голосом, что теперь утро, и солнце, и можно пойти купаться да половить рыбки, а все наши деревья хлопают листьями и славят Господа всеми своими птичками.

Философ. Надо собрать пепел и слепить заново тех младенцев. А то нехорошо, что ночью они радуются и ласкаются, а днем рассыпаются в пепел. Пускай они тоже и днем играют и ласкаются к своим мамкам.

Хвеська (плача). Нету тех младенцев, пан Философ. Те младенцы мертвые, но есть другие младенцы и еще будут те, что народятся.

Философ. А что ж, пускай все живут на свете. Надо собрать тот пепел и слепить обратно людей, что не дожили своего века. Ой лю-лю, мое дитятко...

Хвеська. Не можно такого сделать, пан Философ. Сколько люди ни живут на свете, а такого еще не делалось. Зато можно нарожать новых людей, это Господь разрешает.

Дорош. Послушайся бабу, Философ. Не иди против закону. Пускай бабы народ никчемный; но если заболел козак, то сам делается, как младенец, тут баба очень даже помочь может. И нежный голос у нее, и обхождение соразмерное, и для болезни очень даже полезное.

Философ. Да, эти. голоса живые и радостные. Да, я слышу. Это правда. Но отчего сквозь эти голоса слышится стон?

Хвеська. Не слышится, пан Философ. Это в вашей больной голове застрял тот проклятый стон, а здесь его нету. Ведь нету, Дорош?

Дорош. Нет, я не сльшгу стона.

Философ. Я слышу стон. Я слышу, как радуется и лепечет жизнь, но сквозь нее я слышу стон.

Хвеська. Знаю я. кто это стонет. О, я знаю, кто стонет и терзает вашу голову своим стоном! Это мертвец ворочается во мраке и стонет, что вас нету рядом с ним!

Дорош. Философ, это стонет ведьма. Но ты ее не бойся. Ты выпей горилки и плюнь ей на хвост.

Философ. А что может утолить тот стон? Что нужно сделать, чтоб одни только радостные голоса остались на всей земле и не пугались бы этого стона, который идет аж из сердца земли и скоро уже наверное расколет землю на кусочки?

Входит Спирид.

Дорош. Хорошо, что ты пришел, Спирид. Веселей стало.

Философ. Ой лю-лю, мое дитятко...

Дорош (потупясъ). Больно видеть, как сильный козак лепечет хуже младенца и плетет такое, что немудрено и расплакаться...

Спирид. Что за кислые лица, ребята? То ли не кормили вас сегодня? То ли горилкой обнесли?

Дорош. Такого еще не бывало, чтоб обнесли горилкой, но только ты погляди, Спирид, на Философа. Какой он был и какой стал. Видишь, как он стоит перед нами, будто и не наш уже, а ведь такой человек был! Эй, Философ! Вот видишь, он молчит. И думаешь, он не слышит? В том-то вся и штука, что слышит, но ему мешают отвечать.