Юрий Слёзкин - Бабье лето

Ближайшим его соседом оказался небольшого роста полный господин с румяным лицом и русыми бачками. Одет он был в форму почтово-телеграфного чиновника и вид имел весьма самодовольный. Он держал перед собою форменную свою фуражку и непрестанно наклонялся к уху рядом стоящей девицы, говоря ей что-то забавное, девица жеманно прикрывала рот платочком и отвечала ему молящим шепотом:

— Ах, право, ах, оставьте, пожалуйста.

На ней было розовое платье с кружевцами, на руках кружевные митенки {25} 25 Митенки — женские перчатки без пальцев, длинные, из кружев, атласа; носились летом, не снимались даже за обеденным столом. , на пышной прическе торчала большая соломенная шляпа с красными маками. Если бы не большой, до ушей, рот, усики, черный пушок на подбородке и большие, хотя и белые клыкообразные зубы, ее можно было бы назвать миловидной. Голос у нее был резкий и несколько хриповатый, она никак не могла совладать с ним, поэтому шепот ее походил на громкий говор. По другую ее сторону, поглаживая рыжую бороду, стоял акцизный чиновник {26} 26 … акцизный чиновник …— Акциз — косвенный налог на товары внутреннего производства и потребления, преимущественно массового (соль, сахар, спички, табачные изделия, вина, спирт и т. п.); включается в цену товара и тем самым перекладывается на покупателя, потребителя. Существует в капиталистических странах. В советское время акцизы были отменены после 1931 г. В настоящее время акцизная форма сбора налогов возобновилась. В дореволюционной России существовало специальное акцизное ведомство, которое занималось сбором акцизных налогов; чиновники ведомства назывались акцизными. , неимоверно плотный и неимоверно высокий. Он все время молчал, хотя незаметно было, чтобы он молился или о чем либо думал.

Дальше, ни на минуту не успокаиваясь, поводя бедрами и головой, стояла дама в синем платье. Лица ее Галдин не мог видеть, но по фигуре решил, что она пожилая и некрасивая. Рядом с нею, устало покачнувшись вперед, но с заметной еще военной выправкой, стоял господин в тужурке цвета хаки {27} 27 … цвета хаки … (от п е р с.— земляной) — коричневато-зеленый с серым. и высоких ботфортах.

Его, как видно, донимали с обеих сторон, так как кроме дамы в синем к нему обращалась то и дело другая особа — совсем маленькая, совсем щуплая,— очевидно, его жена. Она пищала тоненьким обиженным голосом:

— Костька, побей Ваню, он в носу ковыряет, слышишь, Костька!

И при этом пришепетывала.

Все эти люди были заняты своими делами, своими разговорами, пришли в церковь, точно в гости, чувствовали себя здесь вполне свободно.

Вышел из алтаря священник. Он снял ризу, оставив только епитрахиль {28} 28 Епитрахиль — часть священнического облачения, необходимая при всяком богослужении, надеваемая на шею длинная широкая лента, украшенная золотым шитьем, ассоциируется с веревкой на шее Христа и является христианским символом духовной власти священнослужителей. . Волосы у него не успели еще отрасти и торчали вверх, глазки воровато бегали из стороны в сторону. Он остановился перед толпой и стал говорить проповедь. Говорил тихим сдавленным голосом что-то о боге, о православии, о еретиках и мял в смущении свернутую трубочкой бумажку. Галдин пытался вникнуть в его речь, но ничего не разобрал. Тогда ему стало невыносимо скучно, он сразу почувствовал, что совершенно немыслимо стоять в такой духоте, что публика, в которую он попал,— хамы и ничтожество, а мужики — тупые животные, которым, что ни говори, все равно ничего не поймут, и ему захотелось поскорее на свежий воздух.

— Виноват,— сказал он, толкая в плечо почтового чиновника и почти с ненавистью глядя в его благодушное пухлое лицо.

— Ах, пожалуйста,— весь просияв улыбкой, отвечал тот.— Уходить изволите?..

— Да, знаете, душно,— сухо произнес Григорий Петрович, подвигаясь дальше.

— Это верно, очень душно,— подхватил чиновник, двигаясь вслед за Галдиным.— А впрочем, позвольте представиться — здешний почтовый начальник… Как же, как же! Давно прослышаны о вашем приезде.

Григорий Петрович, раздосадованный, протянул руку и ждал, когда тот перестанет трясти ее своей пухлой ладонью.

— Долгонько в храм наш не заглядывали! Гордость, можно сказать, наша… Я, собственно, хотел нанести визит, да все занятия, теперь у меня помощник болен, так самому все приходится…

«Черт же тебя возьми совсем»,— думал в это время Галдин, но сказал учтиво: