Михаил Салтыков-Щедрин: Дневник провинциала в Петербурге

Я изгибаюсь головой и грудью вперед, а остальною частью корпуса силюсь изобразить "отлет".

- Именно отлет! C'est le vrai mot! Otliott magnifique! {Вот именно! Отлет! Великолепно!}

- Аи да деревня! сидит, сидит в захолустье, да и выдумает!

- Messieurs! не говорите так легко об нашем захолустье! У нас там одна помпадурша есть, так у нее отлет! Je ne vous dis que ca! {О прочем умалчиваю!}

Я собираю пальцы в кучку и целую кончики.

- Ну, все-таки, против Шнейдер... - сомневается статский советник.

- Да разве я об Шнейдерше!.. Schneider! mais elle est unique! {Но она несравненна!} Шнейдер... это... это... Но я вам скажу, и помпадурша! Elle ne se gratte pas les hanches, - c'est vrai! mais si elle se les grattait! {Она, правда, не чешет себе бедер, - но если бы она их чесала!} я не ручаюсь, что и вы... Человек! четыре бутылки шампанского!

Потом следуют еще четыре бутылки, потом еще четыре бутылки... желудок отказывается вмещать, в груди чувствуется стеснение. Я возвращаюсь домой в пять часов ночи, усталый и настолько отуманенный, что едва успеваю лечь в постель, как тотчас же засыпаю. Но я не без гордости сознаю, что сего числа я был истинно пьян не с пяти часов пополудни, а только с пяти часов пополуночи.

На другой день, к другому товарищу, - этот уже не просто статский, а действительный статский советник.

- Уж действительный статский!

- Да, душа моя, действительный. Благодарение богу, начальство видит мои труды и ценит их.

- Да ведь таким образом ты, пожалуй...

- И очень не мудрено. Теперь, душа моя, люди нужны, а мои правила настолько известны... Enfin qui vivra - verra {Словом, поживем - увидим.}.

Сказавши это, он поднял ногу, как будто инстинктивно куда-то ее заносил. Потом, как бы сообразив, что серьезных разговоров со мной, провинциалом, вести не приходится, спросил меня:

- Надеюсь, что ты видел Шнейдер?

- Вчера, с старыми товарищами были.

- Это в "Barbe bleue"? Delicieuse! {"Синей бороде"? Восхитительно!} не правда ли?

- Comme elle se gratte les hanches et les jambes! {Как она чешет себе бедра и ноги!}

- N'est-ce pas! quelle fille! quelle diable de fille! Et en meme temps, actrice! mais une actrice... ce qui s'appelle - consommee! {Не правда ли? какая девушка! какая чертовская девушка! И в то же время актриса! и актриса... что называется - безупречная!}

- A ты заметил, как она церемониальным маршем к венцу-то прошла!

Я пробую напомнить Шнейдершу в лицах, но при первой же попытке вскинуть ногу на плечо спотыкаюсь и падаю.

- Ну вот! ну вот! - смеется мой друг, - это хорошо, что ты так твердо запомнил, но зачем подражать неподражаемому! En imitant l'inimitable, on finit par se casser le cou.

- Mais comme elle se gratte! dieu des dieux! comme elle se gratte!

- Ah! mais c'est encore un trait de genie... ca! {Подражая неподражаемому, кончают тем, что ломают себе шею. - Но как она почесывается! бог богов! как почесывается! - Тут опять-таки гениальная черта...} Заметь: кого она представляет? Она представляет простую, наивную поселянку! Une villageoise! une paysanne! une fille des champs! Ergo...

- Mais c'est simple comme bonjour! {Поселянку! крестьянку! дочь полей! Следовательно... - Но это просто, как день!}

- Вот сегодня, например, ты увидишь ее в "Le sabre de mon pere" {"Сабле моего отца".} - здесь она не только не чешется, но даже поразит тебя своим величием! А почему? потому что этого требует роль!

- Увы! у меня нет на сегодня билета!

- Вздор! Надо, чтобы ты видел эту пьесу. Вы - люди земства, mon cher, и наша прямая обязанность - это стараться, чтоб вы все видели, все знали. Вот что: у нас есть ложа, и хотя мы там вчетвером, но для тебя потеснимся. Я хочу, непременно хочу, чтобы ты видел, как она поет "Diteslui"! {"Скажите ему".} Я с намерением говорю: "чтоб ты видел", потому что это мало слышать, это именно видеть надо! А теперь идем обедать, mais soyons sobres, mon cher! parce que c'est tres serieux, ce que tu vas voir ce soir! {но будем воздержными, дорогой, ибо то, что ты увидишь вечером, дело нешуточное!}

Мы обедаем впятером. Выпиваем по рюмке хересу, по стакану доброго лафита и по бутылке шампанского на человека - и только.

Я не стану описывать впечатления этого чудного вечера. Она изнемогала, таяла, извивалась и так потрясала "отлетом", что товарищи мои, несмотря на то что все четверо были действительные статские советники, изнемогали, таяли, извивались и потрясали точно так же, как и она.

- Из театра - к Борелю.

- Ну-с, что скажете, любезный провинциал?

- Да, messieurs, это... Это, я вам скажу... Это... искусство!

- C'est le mot. On cherche l'art, on se lamente sur son deperissement! Eh bien! je vous demande un peu, si ce n'est pas la personification meme de l'art! "Dites-lui" - parlez-moi de ca! {Вот именно. Ищут искусства, сетуют на его упадок! Так вот я спрашиваю, разве это не само олицетворение искусства? "Скажите ему" - найдите что-нибудь подобное!}

- И заметьте, messieurs, какой у нее "отлет"!