Михаил Салтыков-Щедрин - Дневник провинциала в Петербурге

Следуя общему примеру, и я отправился на поиски "жизни" и с этою целию посетил товарищей моих по школе.

Прихожу к одному - статский советник!!

- Статский советник! - восклицаю я, - поздравляю, поздравляю!

А сам между тем чувствую, что в голосе у меня что-то оборвалось, а внутри как будто закипает. Я добрый и даже рыхлый малый, но когда подумаю, что не выйди я титулярным советником в отставку, то мог бы... мог бы... Ах, черт побери да и совсем!

- Да, душа моя, - с невозмутимою важностью отвечает мой бывший товарищ, - не могу пожаловаться, начальство ценит-таки труды мои!

"Труды твои! шиш твои труды - вот что!" - со злобою помышляю я, но вслух говорю следующее:

- Ну, а дальше... есть виды?

- Насчет видов - это покамест еще секрет. Но, конечно, с божьею помощью...

Сказав это, он устремил такой пронзительный взгляд в даль, что я сразу понял, что сей человек ни перед какими видами несостоятельным себя не окажет.

- Ну, а в настоящем как?

- А в настоящем... жуируем! Гандон, Ловато, Шнейдер... да ты Шнейдер-то видел?

- Нет еще... я так недавно в Петербурге...

- Ты не видал Шнейдер! чудак! Чего же ты ждешь! Желал бы я знать, зачем ты приехал! Boulotte... да ведь это перл! Comme elle se gratte les hanches et les jambes... sapristi! {Как она чешет себе бедра и ноги... черт побери!} И он не видел!

В, эту минуту в комнату входит другой товарищ, еще только коллежский советник.

- Смельский! ужасайся! он не видал Шнейдер!

- Ты не видал Шнейдер!

- Он не слыхал "Dites-lui"! {"Скажите ему"!}

- Eh Boulotte donc! Comme elle se gratte les hanches et les jambes... cette fille! Barbare... va! {Ах, черт побери! Как эта девушка чешет себе бедра и ноги... Варвар!}

Я слушаю и краснею. В самом деле, что делал я в течение целых двух недель? Я беседовал с Прокопом, я наслаждался лицезрением иконописного Аристида Фемистоклыча - и чего не видел! не видел Шнейдер!

- Ради бога... нельзя ли! - лепечу я в смущении.

- Ah, mon cher, c'est grave! C'est tres grave, ce que tu nous demande-la {Дорогой мой, это дело нешуточное. Нешуточное дело то, о чем ты у нас просишь.}. Однако вот что. У нас ложа на все пятнадцать представлений, и хотя нас четверо, но для тебя, pour te desinfecter de ta chere ville natale... {Чтобы тебя дезинфицировать от запаха твоего милого родного города.} мы потеснимся. Но помни: только для тебя! А теперь, messieurs, обедать, но за обедом, чур, много вина не пить! Помните, что сегодня идет "Barbe bleue" {"Синяя борода".}, а чтоб эту пьесу просмаковать, нужно, чтоб голова была светла да и светла!

И точно, за обедом мы пьем сравнительно довольно мало, так что, когда я, руководясь бывшими примерами, налил себе перед закуской большую (железнодорожную) рюмку водки, то на меня оглянулись с некоторым беспокойством. Затем: по рюмке хересу, по стакану доброго лафита и по бутылке шампанского на человека - и только.

На свежую голову Шнейдер действует изумительно. Она производит то, что должна была бы произвести вторая бутылка шампанского. Влетая на сцену, через какое-нибудь мгновение она уж поднимает ногу... так поднимает! ну, так поднимает!

- Adorable! {Восхитительно!} - шепчет мой друг статский советник.

- И заметь, что у нас она в сто крат скромнее играет, нежели в Париже! - комментирует другой мой друг, коллежский советник.

И вдруг она начинает петь. Но это не пение, а какой-то опьяняющий, звенящий хохот. Поет и в то же время чешет себя во всех местах, как это, впрочем, и следует делать наивной поселянке, которую она изображает.

- Mais comme elle se gratte! comme elle se gratte!.. parlezmoi de ca! {Но как она почесывается! как почесывается!.. невозможно передать!} захлебывается статский советник.

- Je vous demande un peu, si ce n'est pas la une grande actrice! {Скажите, разве это не великая актриса!} - вторит коллежский советник и с какою-то ненавистью озирается по сторонам, как будто вызывает дерзновенного, который осмелился бы выразить противоположное мнение.

Но зала составлена слишком хорошо; никто и не думает усомниться в гениальности m-lle Шнейдер. Во время пения все благоговейно слушают; после пения все неистово хлопают. Мы, с своей стороны, хлопаем и вызываем до тех пор, покуда зала окончательно пустеет.

После спектакля ужин (уже без воздержания), и за ужином разговор.

- Mais comme elle se gratte!

- En voila une fille!

- Et remarquez, comme elle a fait ceci... {Но как она почесывается! Вот так девушка! - И заметьте, как она сделала вот это...}

Статский советник пробует пройтись церемониальным маршем, как это делает Шнейдер, то есть вскидывая поочередно то ту, то другую ногу на плечо.

Я сам взволнован до глубины души и желаю выразить свои чувства.

- Признаюсь, господа, - говорю я, - это... это... заметили ли вы, например, какой у нее отлет?