Юрий Самарин: Тринадцатый ученик

- Смотри, бараки, - сказал Бармалей. - Сезонники приезжают. Смолу доят.

Они дружно обернулись на заброшенный замок. солнце коснулось верхушек шпилей - те сверкали, будто обнаженные шпаги с золотыми остриями. А Паша думал о том, что вот умер человек - и стоит мертвый дворец могильным камнем. Не по себе стало ему и захотелось поскорее уйти - пусть романтическая греза растает вместе с ночной темнотой.

- А почему не раскрали? - вопрос этот давно вертелся на языке.

- Я ж говорю, он из местных, мафиози доморощенный. Или отец его, точно не знаю. Свой, короче. Эх, Паша, мне бы начальный капитал - я б развернулся. Веришь? Словом, пока жив был - сторожей нанимал за доллары. А теперь - тень его сторожит. Не приметил ночью? - Бармалей захохотал. Новые хозяева вот-вот объявятся.

- Кто?

- А вот объявятся, и увидим. Раз экстрасенс сказал - место святое...

- Погибельное, - перебил Паша, - хозяин отстроил - и в гроб.

- Я и говорю, пусто не будет. А я прощаться приходил. Прощай! - заорал он. - Тень отца мафиози, ищи себе других компаньонов!

- Прощай, призрак! - Паша тоже засмеялся.

Это в самом деле смешно - при свете солнца. Он осекся, вспомнив про плясунью в красном наряде среди языков пламени. "И это останется со мной навсегда: ночной замок и девушка в красном, затмевая все иные смыслы. Или это подступает образ новой картины? И я вижу ее страстное и почему-то горестное лицо. И точно знаю одно: это моя судьба, моя мука, мой соблазн, моя душа".

- Ау! Павлуха! Едем, что ли?

- Ага.

Взгромоздившись на багажник, Паша обнял Бармалея, и они понеслись с дикой скоростью теперь уже по другую сторону холма, выкатили на просеку и дальше, дальше, оставляя ночные тени и видения. Велосипед выскакивал на взгорки, ухал в рытвины.

- Боевой конь! И сена не просит! - орал Бармалей.

Когда они слетели, зацепившись о мощное корневище, выползшее поперек дороги, вот тут-то основательно покалечив свое измученное транспортное средство, до Любавино было - рукой подать.

Бармалей, секунду назад сокрушенно причитавший над калекой-велосипедом, вдруг что-то высмотрел в чащобе своим зорким глазом и нырнул под сплетение веток. Зашевелились, зашуршали сучья, стронулись слежавшиеся листья и кучи валежника, обозначая его путь, и все стихло. Воцарилось безмолвие. И тут, напоминая "морзянку", отчетливо прозвучал цокот копыт. Паша беспомощно обернулся в поисках укрытия, мелькнула безумная мысль: разгневанный владелец замка, рыцарь-призрак, догоняет их.

- Тимофей, - почему-то шепотом позвал Паша.

Среди кустов нарисовалась физиономия завзятого любителя приключений. Лицо Бармалея выражало смесь отчаяния и мольбы, он взмахнул рукой: мол, я тут, не паникуй - и прижал указательный палец к губам: молчи. Топот нарастал. Паша заметался, как преступник, застигнутый врасплох, но поздно. На просеку вылетел всадник на вороном коне.

Причем конь показался оробевшему Паше просто громадным, он даже попятился. А ведь конягу этого он знал смирно впряженным в телегу, когда на станции встречали гостей из Хлебниково - туда железнодорожная ветка не дотягивалась. Но сейчас все выглядело иначе, и вороной (инфернальный) конь фыркал и бил копытом - вовсе не миролюбиво - в непосредственной близости от Паши, покинутого к тому же авантюристом-компаньоном. Хотя, возможно, животное всего-навсего выражало доступными средствами недовольство всадником.

Всадник, парень в распахнутой до пупа белой рубахе, был совершенно пьян; нализаться так ранним утром - дело немыслимое. Видимо, он старательно наливался всю ночь, к тому же и белая рубаха свидетельствовала о танцах в сельском клубе. Парень сохранял равновесие ценой неимоверных усилий. Завидев Пашу, он радостно качнулся к нему, обдавая спиртовой волной, и пробормотал, запинаясь:

- Боровок. Ищу.

Должно быть, этого гуляку, едва перешагнувшего порог отчего дома в бессознательном состоянии, сунули в седло и дали установку на поиски заплутавшего кабанчика. Гонец помнил, что послан искать, но, вероятно, такие отвлеченные вещи, как собственные имя и фамилия, припомнить бы не сумел. Паша только плечами пожал и неопределенно кивнул в сторону развилки. Долю секунды парень осоловело таращился на Пашу, Паша - на него, потом с блуждающей улыбкой медленно проплыл мимо и поскакал по просеке влево.

- Фу-у! Пронесло!

Бармалей воплотился на лесной дороге, и не один. Хорошенький, чистенький, упитанный кабанчик терся у самых его ног.

- Ты что? Офонарел? Это ж хлебниковский боровок. Узнают - убьют.