Юсиф Самедоглы - День казни

- Ну, лишился, а дальше что?

- А дальше - родственники меня подобрали, тетка по матери...

- Ну, а дальше?

- А что дальше? Кормила, одевала, растила... Царство ей небесное, да полнится светом могила ее... Эй ты! - взорвался вдруг Махмуд. - Кому я что худого сделал, а? - в голосе у него звучала обида.

- Опять ты ни черта не понял! - засмеялся Темир. - Я о другом толкую, Махмуд. Есть люди, от рождения горемычные, а есть, что родятся беспечальными, так и живут всю свою жизнь беззаботно. Ты - из последних, Махмуд.

- Что же делать прикажешь? Плакать и рвать на себе волосы, что негры друг в дружку стреляют?.. Сегодня по телевизору видел... кошмар!..

- Ну вот! - тряхнул головой Темир. - А я тебе о чем толкую? Черные истребляют черных, белые - белых, а почему? Потому, братец ты мой, что человеки человечность свою потеряли, чудищами стали. Дикими, что тот гульябаны.

Не ожидал Махмуд такого поворота, даже голова у него разболелась. Нет, не то говорит Темир - путаник, то по подкове ударит, а то по гвоздю.

Про кого в ваше время можно сказать, что горя не видал? Про кого ни скажи, выйдет ложь. Каждый несет бремя своих бед, но один терпит и выглядит беспечным, а другой пополам ломается, на четвереньки становится, воет и скулит. Махмуд вспомнил детишек военной поры, как они в затемненных своих хибарках ели жмых при свете коптилки. Жмых раздавал по домам амбарщик Муса. Ножницами отрезал... Ели жадно, неутоленно, и не наедались. Что же это, как не горе... Так и хотел сказать Темиру, но отвлекся вдруг мыслью, вспомнил своего городского родственника, желтое, как жмых, лицо его, запавшие глаза, оно это больное лицо, вдруг замаячило перед глазами, замерцало, как заоблачный лунный свет, что вот-вот исчезнет, растает, закроется тучей.

Что же это, однако, так задели его слова татарина Темира, растревожили, разбередили душу, забытое всколыхнули?..

И странная мысль пришла на ум Махмуду. Люди горем повязаны, подумал он. Ни земля, ни небо, ни солнце, ни луна, а горе, горе вяжет их. Оно длинной веревкой опоясало земной шар, и люди, держась за нее, идут друг к другу...

Мошу подождал, послушал, что еще скажут Махмуд и Темир, не дождался и сказал сам:

-Все оттого, - сказал, он, - что империалисты отвергают мирные предложения нашей страны.

В его голосе звучали суровые дикторские нотки. Махмуду даже показалось, что это он по телевизору слышит. И вдруг что-то вспомнив, он воскликнул:

- Вспомнил! Помереть мне на месте - вспомнил! Почин - это значит инициатива, начинание! - Он повернулся к Мошу: - Молодец, Мошу! И магнитогорские металлурги - они тоже молодцы!

Ни Темир, ни Мошу не успели удивиться речам доктора Махмуда, потому что как раз в этот момент случилось нечто невероятное. Лодку накренило влево, в нее хлынула пенистая вода, в тот же миг что-то взвыло, ветер, невесть откуда сорвавшийся, бичом хлестнул над ними, поднял и швырнул в воду шапку-ушанку с головы Махмуда, и всех троих пронзило ледяным холодом и затрясло-заколотило, как в лихорадке.

И все разом стихло, кончилось, толком и не начавшись. Не прошло и минуты, как лодка шла по курсу и все вокруг стало, как прежде. Мотор исправно тарахтел, лодка Темира шла прямо ко двору Зульфугара-киши.

- Айя, ребята, что это было? - Махмуд посмотрел на дно лодки. Воды натекло чуть не по колено.

Фонарь погас, его залило водой.

- Кажется, самолет пролетел над нами, - сказал дрогнувшим голосом Мошу, прижимаясь к Махмуду.

У Махмуда головная боль перешла в сердце, он сказал вслух:

- Господи, спаси...

Потом все трое одновременно посмотрели на старое кладбище на правом берегу, едва видневшееся в слабо струящемся сквозь разрывы туч лунном свете.

- Господи, спаси... - сказал Темир и заплакал.

Но ни один из них троих в этот ненастный осенний день не посмотрел туда, где за грядой холмов на правом берегу желтели снегом горные вершины и где меж обледенелых отвесных скал крылась пещера, которую кто-то когда-то назвал Пещерой Дедов.

Заслышав во дворе голоса, Салатын-арвад, средняя дочь Зульфугара-киши, мать Мошу, возблагодарила про себя бога; ибо, как отправила мальчика с этим беспутным Темиром, да в такое ненастье, так и не находила себе места, то и дело кидалась к окну, протирала запотевшее стекло смотрела на бурую в разреженном свете заоблачной луны грязную дорогу, на вереницу проплывающих над горами черных туч, на темнеющий вдали лес и несколько раз принималась молить всех святых о благополучном возвращении сына... только бы Темир не оказался во хмелю, да поразит пуля того, кто делает это проклятое вино, только бы в целости-сохранности ребенка домой воротил...