Константин Бальмонт - Из несобранного

17 мая Шелли приехал в Женеву и остановился в Сешероне, в H(tel de l'Angleterre, куда через неделю приехал и Байрон.

Здесь-то впервые встретились два гениальные изгнанника, чьи произведения составляют гордость европейской поэзии девятнадцатого века.

Эта встреча, казалось, была прямой неизбежностью: так много было общего в судьбе Шелли и Байрона. На самом деле, и тот и другой были апостолами идей великой французской революции, в равной мере горели они страстной ненавистью к вековым социальным несправедливостям; выступив на борьбу с традиционными предрассудками, одинаково подверглись яростным нападкам фарисеев; наконец, даже в личной семейной жизни они оба пережили тяжесть разрыва и были забросаны грязью, как отверженные.

Оставив за собой туманы враждебной им Англии, они встретились на чужбине, озаренные ласкою женской любви, среди грандиозной природы, на берегу голубого Женевского озера, в виду сверкающего вечными снегами Монблана.

Между Шелли и Байроном возникла поэтическая дружба, сказавшаяся в общности настроений и художественных восторгов. Будучи по натуре страстными моряками, они сообща приобрели лодку и в ясные майские и июльские вечера совершали долгие поездки по Женевскому озеру в обществе Мэри Годвин, мисс Клермонт и Полидори, этого англичанина-итальянца с красивым печальным лицом. Закат погасал, воздух становился прохладнее, на побледневшем небе загорался серебряный месяц,- когда же они приближались к берегу, на траве серебрилась роса. Байрон нередко склонял свое лицо за край лодки и пристально смотрел в воду, точно созерцая там скользящие очертания своих грез, которые вот-вот сейчас будут закреплены в звучных стихах. Шелли вполне отдавался мистически-восторженному поклонению перед окружающими красотами и весь превращался в зрение и слух. Некоторые строки "Чайльд-Гарольда" воссоздают перед нами эти минуты.

И свежесть трав от берега дышала,

И золотилась призрачная мгла,

И с легкого подъятого весла

Жемчужных брызг струя, блестя, бежала;

То рос, то падал ветерка порыв;

Кузнечики кричали вперерыв,

И песнею своей неугомонной

Они будили воздух благовонный.

"Childe Harold's Pilgrimage", с. III, LXXXVI

С наступлением лета Шелли поселился в Сampagne Mont Al(gre, за две мили от Женевы, на противоположной стороне озера, в вилле, окруженной тенистым садом. В нескольких минутах ходьбы от этого живописного уголка находится Villa Diodati, где когда-то Мильтон, возвращаясь из Италии, навестил своего друга, теолога Диодати, и где теперь поселился лорд Байрон. Отсюда Монблан не был виден, но зато на севере высилась мощная Юра, и когда вечерний сумрак расстилался по долине, Альпы вверху все еще хранили на себе розоватый отблеск заката.

С летними днями пришли летние бури, набрасывая на горную природу свой мрачный фантастический покров и еще полнее обрисовывая ее величественную красоту. Кто не видел грозы в горах, тот не поймет, как много в ней безумного очарования. Среди вековых каменных глыб громовые раскаты раздаются с удесятеренной силой, тучи кажутся чернее, молнии кажутся ярче, и житель равнин невольно чувствует себя в непривычной сказочной обстановке. Это - тот мир, в котором зарождаются бессмертные поэтические замыслы, "Вальпургиева ночь", "Дворец Аримана" в "Манфреде", сладкозвучные хоры "Освобожденного Прометея". И чем темнее буря, тем ясней потом безоблачное небо, когда природа отдыхает после гигантской вспышки своих стихийных сил. Переход от грозы и сумрака к легкому ветерку и свету имеет в себе что-то несказанное. Резкий контраст сильнее разъединяет два различные состояния природы и, поселяя между ними глубокое противоречие, тем прочнее связывает их воедино золотыми нитями поэзии.

В конце июня, в одно из последних чисел, Шелли и Байрон при свете безоблачного дня отплыли в своей лодке, с целью объехать все Женевское озеро. Огибая южный берег, они достигли вечером маленькой деревушки Нернье и, причалив, отдались беспечному созерцанию: они смотрели, как разбиваются о скалистые островки пурпурные пенистые волны, как шумной толпой резвятся на берегу деревенские дети, как медленно надвигаются неясные вечерние тени. Когда на другой день лодка пошла к востоку, на путников глянули снежные выси Савойских гор, с их сосновыми лесами, с их зелеными прогалинами и тенистыми рощами из орешника и дуба. Погода сделалась переменчивой, и вместе с порывами капризного ветра издали стали доноситься вздрагивания грома. 25 июня Шелли и Байрон приблизились к Мельери; они достигли тех мест, где по воле Руссо до сих пор еще бродят тени Юлии и Сен-Пре. Во время поднявшейся бури странствующие поэты чуть не утонули, и Шелли, в котором восхищение перед необычайной опасностью было гораздо сильнее страха потерять жизнь, на другой день с ребяческим удовольствием отыскал в "Nouvelle H(loisa"1 страницы, описывающие, как Сен-Пре вместе с Юлией подвергался такой же опасности и почти в том же месте. Байрон потом говорил Медвину: "Смерть там была бы действительно классической, но не очень заманчивой". Посетив Шильонский замок, Кларан и Веве, путники остановились в Уши, в небольшой гостинице, где Байрон тотчас же быстро и уверенно написал своего "Шильонского узника". Шелли ничего не писал во время поездки по Женевскому озеру. Новизна впечатлений слишком захватила его, не допуская возможности отдаться сразу и пантеистическому восторгу и художественной рефлексии.