— Чем могу?.. Садитесь.
И прежде чем разжать сомкнутые колени, Кротов, всё также же отводя взгляда от глаз Свистунова, поднимает левую руку и касается ею орденского значка. И маршал, привстав, повторяет жест посетителя. И загипнотизированный этой молчаливою сце— нбй, повторяет тот же жест и Игорек: касается чернильными пальчиками левого кармашка ученической блузы…
— Я от маршала…
Тсс! — предостерегающее движение руки.
— Но… этот ребенок…
Не отвечая майору, Свистунов выходит из-за стола и, взяв посетителя за локоть, отводит его в тот дальний угол своего огромного кабинета, где, вставленное древком в стойку, вяло повисло пропыленное полотнище знамени какого-то польского полка, лично вырванное Свистуновым из рук вражеского знаменосца в бою под Варшавой…
II
У Лидаши гость, поэт Черепнин, работающий и по театру: пописывает о балете. Одет Черепнин прекрасно — в Париже оделся, куда ездил с советской балетной труппой и откуда недавно вернулся, Разговор о маршале.
— Какой-то он у вас странный стал, Лидаша. Задумчивый и скучный. С чего бы? Достиг таких степеней…
— Ах, я сама беспокоюсь! — Хозяйка, в силу своей профессиональной, балетной малотелости, кажется двадцатилетней, несмотря на свои под тридцать, — И уже давно это с ним. Доктор говорит: лета, сердце не в порядке… Ведь Митяю сорок шестой!..
— Что за возраст!.. Может быть, это его волнует, — понижая голос, — аресты в верхах?
— Ну, это вы!.. — Лидаша вдруг покраснела. — Ну почему? Он же никуда, никуда не суется… И сам Сталин… Право, скажете тоже!..
Лидаша берется за пудреницу. Чувствует себя неловко и гость
— Вы меня простите, — начал было он оправдываться, но тут в комнату вбежал Игорек, возбужденный поездкой в автомобиле, — маршал не прямо направился домой, а покатал его по Москве, — а за ним появился и Свистунов. И он — в прекрасном настроении, совсем прежний, давний Свистунов. Давно уже, с самой зимы не видала Лидаша в его глазах этого плутоватого выражения, так и говорившего: «Мы сами с усами — нас не объегорите!» Маршал, шаля, бросил свое большое тело на диван рядом с Черепниным, здорово хлопнув его по коленке ладонью, и, всё хитро посмеиваясь глазами, сказал:
— Ну, что сегодня на обед, Лидашка-канашка? Голоден как на походе. О чем разговор?
«Что с ним сегодня? — тревожно подумала жена. — О Господи, я-то тут при чем? Хоть бы пронесло опять!» И ответила:
— Говорили о новом стихотворении Пастернака в «Красной Нови». Чудесно хорошо! Прочтите еще, Николай Петрович.
Черепнин чуть нараспев прочел действительно превосходные стихи знаменитого собрата. Маршал слушал внимательно. Сказал, когда Черепнин кончил:
— Чего-то печальное действительно есть. Это чувствую, а больше ничего не понимаю. И накручено же!.. Как в музыке. А по мне вот — марш. Я вот прежде Демьяна любил, в девятнадцатом году. Хорошо тогда писал старик: «Товарищи, мы в огненном кольце!» — вдруг командным басом громыхнул Свистунов, так что Лидаша даже вздрогнула. — Вот это слова!.. Я эти стихи в том годе перед своим полком орал, так они даже мою голодную шпану проняли, вот что… Еще Маяковского люблю. Знавал его, водку раза три вместе пили: он ко мне на фронт приезжал… Зря застрелился.
«Нигде кроме, как в Моссельпроме!» — проскандировал Черепнин иронически.
— Это ничего! — нахмурился Свистунов. — Это всё равно, что мне, маршалу, по нужде ротишкой дать покомандовать. И покомандую! — снова хлопнул он подскочившего поэта. — И покомандую, товарищи!.. Так и он, Маяковский, возьмет да до рекламки и спустится. Он плюет на чинность да благопристойность он — настоящий большевик. «Все совдепы не сдвинут армию, если марш не дадут музыканты!» Это — слова! Такие слова только настоящий человек может сказать. Я так иногда думаю: это оттого мы белых били, что у них настоящих поэтов не было… Однако стихи стихами, а борщ борщом. Пошли обедать, правда, жрать хочу…
Когда доели обед и прислуга подала чай, сухарики и леденцы, вестовой, дежуривший в прихожей, доложил, вытягиваясь у двери:
— Фершала Свистунова требуют, товарищ маршал!
— Кого? — поднял тот рыжие брови. — Кто требует?
— Какой-то деревенский товарищ.
— Не иначе, как земляк из деревни. — Свистунов поднялся. — Они всегда маршала с фельдшером путают. Народец!
Он вышел, и сейчас же Лидаша с Черепниным услышали, как в прихожей приветливо загрохотал его голос. Через минуту Свистунов вернулся, ведя за локоть сивобородого мужика в желтой ватной кацавее, несмотря на летнее жаркое время.
Читать дальше