Это было смертью. А красноармеец уже подходил, чтобы обыскать подозрительного юношу. Он положил винтовку на локтевой сгиб левой руки и вытянул правую руку. Другой, позевывая, ждал. Оба не были настороже — встреченный парень держал себя покорно и спокойно.
И в душе Володи родилось никогда до сего времени не испытанное — великое презрение к жизни и смерти. «Дрожать? — надменно подумал он. — Нет!» Всё дальнейшее произошло молниеносно. Стива с вершины сопки видел всё превосходно. Винтовка красноармейца, собиравшегося начать обыск, оказалась в руках Володи. Сверкнув на солнце штыком, она метнулась вперед в уставном выпаде. Игла штыка впилась в грудь врага. Враг упал. Другой в ужасе бросился бежать. Приклад винтовки поднялся к Володиному плечу. Винтовка крикнула. Враг упал.
VI
Четыре дня мальчики скрывались в лесу. Малое количество хлеба, имевшегося при них, давно уже было съедено. Голод стал нестерпим.
Стива несколько раз плакал, не стыдясь друга. Володя крепился, стискивая зубы, молчал.
И сегодня он сказал:
— Выход один — в риске. Слушай меня. Мы сейчас с тобой пойдем в наш кадетский лагерь. Там наш корпусной комиссар…
— Контрабасист?
— Да.
Маленькое отступление. В кадетском оркестре не нашлось желающего играть на геликоне, этой огромной трубе. Так уж случилось. И по вольному найму нашли контрабас, который заменил геликон. Музыкант был неплохим парнем. Революция сделала его комиссаром корпуса.
— А он не выдаст? — спросил Стива.
— Не думаю. Зачем? Он не коммунист и всегда к кадетам относился хорошо. Я думаю, что он даст нам удостоверения, что мы всё время восстания находились в лагере…
— А… вдруг?
— Надо рисковать. Завтра мы не будем уже иметь сил даже доплестись до нашего лагеря!..
И, как всегда и во всем, Стива подчинился другу.
Через несколько часов ребята были уже в бараке комиссара корпуса. Комиссар кушал жареного поросенка. Перед ним стояла наполовину пустая уже бутылка с казенным вином. Честно скажу, прежде чем приступить к разговору, кадеты разгромили комиссарского поросенка! Контрабасист только глаза раскрыл.
Потом Володя приступил к делу.
— Сидор Карпыч, — сказал он. — Мы того, то есть я со Ставкой, мы твоих краснозадых били!
Комиссар немедленно возмутился.
— Цыц! — закричал он. — С каким это пор, щенок, краснозадые стали моими? Не мне ли директор корпуса обещал дать первый чин? И дал бы, если бы не революция. А ты этак неладно выражаешься!
И оба парня поняли, что дело их будет «обтяпать» легко.
И обтяпали. И, отдохнув в лагере, благополучно возвратились домой. Представьте же, дорогой читатель, радость их матерей. Ах, об этом нельзя писать прозой! Разве что стихами. И не только матерей — не забудьте и о Зое.
Однако на другой же день Володю вызвали в Чека.
Черномазая следовательница, с глазами как два буравчика, сказала кадету:
— Вы член белой боевой организации и участвовали в восстании. Оправдывайтесь, если можете. Ну?
— Могу, — ответил Володя и протянул чекистке удостоверение Сидора Карпыча. В документе было сказано: «Такой-то с такого-то и по такое-то число июня безотлучно находился в лагере и в контрреволюционном восстании не участвовал».
— Н-да! — разочарованно протянула черномазая. — Вот какое дело. Жаль! Не придется вас расстрелять.
— Время терпит, не отчаивайтесь, — любезно ответил хорошо воспитанный Воля.
— Такой молодой и такой уже сукин сын, — неопределенно отозвалась чекистка. — Ну, черт с вами, идите. Дежурный, проводи!
Звякнула винтовка. Вставая; Володя поднял глаза на конвоира. И обмер. Перед ним стоял и улыбался тот самый латыш, которого они со Стивой повстречали, покидая город. Как сейчас, вспомнил Володя вопль ужаса в этих голубых глазах и — ах, как это было смешно! — спущенные на колени брюки.
«Выдаст или нет?» — екнуло сердце.
Глаза латыша смеялись.
— Ну, — сказал он. — Вставай
Володя встал и подумал: «Пропал… Совсем пропал!»
Латыш шел первый, Володя за ним. Вышли из Чека. «Неужели не выдаст?» Латыш обернулся к Володе.
— Ступай…
— Глаза латыша смеялись. И — ни слова!
* * *
Через неделю Володя и Стива были уже в отряде атамана Семенова.
I
В записках Цезаря о галльской войне, написанных, как знает каждый, с простотой и ясностью, свойственной великому автору их, есть одно темное место. Это там, где Цезарь говорит о завоевании им свевов… Вы помните удивительный эпизод спасения укрепленного лагеря римлян, осажденного свирепыми свевами, этим воинственнейшим из галльских племен?
Читать дальше