— Даю.
— Не надо.
— Девятнадцать.
Я переворачиваю свои карты. И над всем столом вздохом облечения проносится:
— Двадцать!
Рассчитавшись с солдатишками, давшими мне возможность сорвать банк, я выкупаю тужурку и сапоги вихрастого Кольки и всё это вручаю его красавице. Но она на вещи и на меня смотрит угрюмо и даже не благодарит. И я понимаю, что она пришиблена, подавлена, оскорблена всем, что происходило вокруг.
На дворе же светает. Ванька выпроваживает игроков. А я думаю о том, что правильно говорит народ — в карты не везет, в любви везет. И наоборот, наверно.
И красавица уходит.
Но утром на другой день, когда я покидал свое пристанище, она встретила меня у двух каменных столбов заставы. Она подошла ко мне вплотную и взглянула в мои глаза взглядом горьким, мученическим.
— Если вы хотите, — сказала она, — я пойду за вами. Куда хотите пойду!
— Не надо, — ответил я. — ведь вы же любите вашего вихрастого дурака.
— Но что же мне делать? — заплакала она. — Жизни мне нет!..
— Несите свой крест, — ответил я. — Эта любовь и есть ваш крест.
И мы расстались.
Долгий летний день, истомив горожан, стал наконец угасать.
Белые тучки, прозрачные, как пух тополей, тянулись с запада, а за ними, над самым горизонтом, появился темно-синий край грозовой тучи. Подул ветерок.
Но всё еще было жарко, и кадет Стива Злобин, отправившийся к приятелю, тоже кадету, жившему на другом конце города, два раза по пути забегал к знакомым испить воды или квасу, что предложат, и немножко отдохнуть в холодке. Но, пожалуй, не столько жажда томила Стиву, как желание появиться перед знакомыми и друзьями и поразить их страшно важным, явно заговорщицким видом. И, конечно, если они уж очень будут приставать, спрашивать, что такое и в чем дело, многозначительно бросить им: «Завтра!» — и окончательно замолчать. Больше, хоть убейте, он не скажет ни полслова. Собственно по правилам той конспиративной организации, членом которой он состоит, нельзя было говорить и этого. Но Господи Боже мой, это же всё свои люди, все белые, все офицеры или же их сыновья и дочери…
И Стива шел дальше.
Но вот, наконец, и переулок, сбегающий к быстроводной реке. Вот и домик Стивиного одноклассника и задушевного друга Володи Зайцева.
Володя не бездельничает. Он сидит в комнатке военнопленного чеха Здворча и с интересом наблюдает, как тот на самодельном, им же устроенном, шлифовальном станке обрабатывает большой изумруд. До революции чех был слугою в семье отца Володи. Революция упразднила слуг, но чех остался в доме, возвратившись теперь к своей довоенной профессии: он был первоклассным гранильщиком драгоценных камней.
— Посмотри, Стива, как интересно! — говорит, здороваясь, Володя приятелю. — Этот вращающийся диск снимает тончайшие слои… Кропотливая и трудная работа, почти работа художника, но какой прекрасный получился изумруд!..
Стива здоровается с чехом.
Тот, увлеченный работой, мычит, не выпуская трубку зажатую в углу рта, не поднимая глаз.
— Интересно? — спрашивает Володя.
— Да, — отвечает Стива, почти не глядя на звенящий, воющий станок. — Конечно, интересно… Но…
И он выше локтя сжимает руку приятеля.
Тот поворачивает лицо. В глазах пропадает интерес к работе шлифовальщика, теперь в них интерес к другому.
— Да?
— Да! Пойдем-ка!..
Оба юноши выходят в садик и садятся на скамью за большим кустом бузины.
— Когда? — серьезно и строго спрашивает Володя.
— Завтра ночью. На рассвете.
— Ну, говори всё.
— Слушай. Сбор, поодиночке, по двое, по трое, на кладбище за тюрьмой. Все обязаны быть к трем часам ночи.
— Кто будет участвовать?
— Говорю — все. Кадетская группа, офицерская группа, фронтовики. Студенческая организация.
— Оружие достали?
— Каждый должен явиться с тем, что у него имеется. У тебя наган?
— Да. И еще граната Новицкого.
— У меня немецкий карабин с полсотней патронов. Оружие же для тех, кто его не имеет, подвезет на кладбище поручик Явольский. Шестьдесят винтовок.
— А если не подвезет? Не сумеет или струсит?
— Ну, что ты! — возмутился Стива.
— Смотри! — строго говорит Володя. — Не нравится мне этот Явольский. Болтун!.. И вечно с девчонками. Не проболтался бы ради фасона. Я отлично знаю, что одна из девушек, за которой он ухаживает, поступила недавно в Чека. Мне вчера об этом сказали. Ох, не люблю я болтунов!..
Читать дальше